Русалка

– Я же тебе не рассказывал, чего натерпелся на том судне, которым добирался к тебе в Мэн. Из-за качки всю дорогу мучился от морской болезни.

Амелия нахмурилась.

– Вот уж не знала, что бывает морская болезнь.

– Милая, ты жила в рыбацкой деревне, – заметил он. – Тот, кто не переносит качку, вряд ли там поселится.

– Может, какой-нибудь другой остров недалеко от Фиджи?

– С чего тебя вдруг потянуло на острова? – заинтересовался Леви. – Ведь можно поселиться в каком-нибудь городке на побережье, я бы устроился стряпчим, а ты в любой момент могла бы окунуться в океан, как в Мэне.

– Боюсь я оставаться здесь, – призналась Амелия. – Боюсь попасться на глаза какому-нибудь репортёру или сумасшедшему, вроде Илии Ханта. А на далёком острове нам будет всё равно, пускай думают, что я с Фиджи. Вряд ли кто-то отправится в такую даль только ради того, чтобы меня разыскать. Даже у безумия есть границы.

Леви не разделял её уверенности, но признал, что это маловероятно. И всё же мысль о долгих месяцах в пути к какому-то острову в Тихом океане душу не грела. Стоило только представить, сколько времени придётся провести на борту, как к горлу подступала тошнота. Но снова спорить с Амелией не хотелось, так что он помогал ей искать в справочниках названия разных островов, а потом они вместе читали их описания и обсуждали достоинства.

– Ра-ро-тон-га, – старательно проговорила Амелия, изучая карту островов Кука. – Красиво звучит, прямо, как музыка.

– До него почти так же далеко, как до Фиджи, – заметил Леви.

– Ну, что ты, ближе на целый дюйм, – возразила Амелия, прижимая палец к карте между Фиджи и Раротонгой. – Особенно если плыть вокруг Южной Америки.

Леви считал, что если уж плыть в такую даль, то лучше вокруг Южной Америки, чем Африки. Он не представлял ничего ужаснее путешествия сначала через всю Атлантику, а потом ещё и Тихий океан.

В душе он всё ещё надеялся убедить Амелию остаться где-нибудь в Соединенных Штатах, но решил, что это подождёт до окончания гастролей.

Казалось, она ещё не до конца пришла в себя, того и гляди пустится наутёк.

В тот вечер в Масонской ложе они давали очередное представление, а на следующий день в газете появился ещё один отзыв. На этот раз в «Вестнике Чарльстона».

Статья была подписана неким «преп. Джоном Блэкманом», который без обиняков утверждал, что русалка – фальшивка, придуманная «нашими северными соседями». Преподобный Блэкман заявлял, что он натуралист-любитель и потому выражался гораздо категоричней редактора «Курьера».

– Он вообще видел представление? – спросила Амелия.

Леви пробежал глазами статью.

– Говорит, видел.

– Ну что за вздор, – возмутилась она. – Если видел, то должен понять, что я настоящая.

– Он заявляет, что сам факт твоего выступления в одной программе со всякими фокусами, вроде чревовещания, свидетельствует о том, что русалка не что иное, как искусный обман зрения, – рассказал Леви. – Амелия, я бы не обращал на него внимания. Вряд ли много людей разделяют его мнение, особенно если они были на выставке и видели всё своими глазами.

Но на этот раз Леви ошибся. Вскоре все выпуски газет пестрели посланиями как в защиту, так и против подлинности русалки. Редактор «Курьера» Ричард Йидон публиковал ежедневные заметки, опровергающие заявления преподобного Блэкмана, а тот отвечал тем же со страниц «Вестника».

С каждым новым представлением толпы зрителей росли. Казалось, всё население Чарльстона желало увидеть Амелию своими глазами, чтобы определиться, к какому лагерю примкнуть в этой всеобщей дискуссии.

– Ну хоть Барнум будет доволен, – заметил Леви. – Мы продаём огромное количество билетов, но на всех желающих всё равно не хватает.

Ни от Барнума, ни от Черити ответов так и не было, и Леви считал, что это не к добру. Впрочем, с Амелией своими опасениями он не делился в надежде дотянуть до последнего выступления в Чарльстоне без внезапного появления учредителя.

На следующий вечер представление началось как обычно. Леви из-за кулис наблюдал, как Амелия взбирается по ступенькам и ныряет в специально присланный Барнумом аквариум.

Он был гораздо просторней фургона, в котором приходилось выступать с самого отъезда из Нью-Йорка, но Леви понимал, что Амелия мечтает о безбрежных океанских просторах, а здесь всего лишь отрабатывает постылую повинность.

«Да это и неважно», – размышлял Леви. Плавала ли Амелия кругами, махала публике рукой или неподвижно зависала на месте с безразличным видом – реакция зрителей была одинакова. Сначала удивление, потом недоверие и внезапное осознание того, что это не мираж.

Вдруг в дальнем углу зала завязалась потасовка, и Леви, опасаясь повторения первого дня в Концертном зале, когда толпа ринулась на сцену, выскочил из-за кулис посмотреть, в чём дело.

Послышался глухой удар по телу, встревоженные возгласы, и вокруг двоих мужчин, вздумавших пустить в ход кулаки, образовалось кольцо из зрителей.