Русалка в бассейне. Новое дело графини Апраксиной

— Близкими приятелями? Да вовсе нет! Мы случайно познакомились во время одной из моих поездок в Москву: она работала гидом в гостинице, где я в тот раз остановился. Мило провели один-два вечера, и она по-дружески попросила меня оказать ей услугу — подыскать жениха в Германии. Девушка она была яркая, язык немецкий знала, замужем не была — почему бы и нет? Я дал объявление в газету, и жених скоро нашелся: пенсионер-вдовец, которому нужна была молодая и непривередливая подруга, чтобы скрасить его одинокую старость.

— Вы получили гонорар за устройство этого брака?

— Да, получил. А что в этом плохого? Разве это не благородный поступок — подыскать партию одинокому мужчине или женщине?

— Однако каждый доход в Германии облагается налогом, — заметил Миллер.

— Только если это постоянный заработок или крупный гонорар! — горячо возразил Бараташвили. — А если это всего лишь подарок за дружескую услугу? Знаете, инспектор, как это бывает между своими людьми: у одного возникает проблема, у другого есть возможность эту проблему разрешить, и если все складывается удачно, то почему бы принявшему дружескую услугу не вознаградить оказавшего ее? Милая молодая женщина попросила найти ей жениха, я его нашел, брак состоялся, и я с легким сердцем принял от счастливой новобрачной небольшое вознаграждение.

— Сколько именно?

— О, да я даже не помню! Какая-то малость…

— А муж ее ничего вам не заплатил?

— Гм… Да нет, он только угостил меня ужином в хорошем ресторане.

— Выходит, даже потертые немецкие женихи ценятся на брачном рынке выше молодых русских невест, — заметила Апраксина.

— Ну, такова реальность, графиня! — чуточку цинично усмехнулся Бараташвили.

— А как звали мужа Натальи Беляевой? — спросил инспектор Миллер.

— Ее мужа? Гм… А вот, знаете, совершенно вылетело из головы! — Бараташвили похлопал себя по лбу. — Увы, не могу припомнить! Какое-то очень простое и распространенное немецкое имя. Да и знакомство наше с ним было весьма коротким: я дал ему адрес Натальи в Москве, он поехал с нею знакомиться, по возвращении отблагодарил меня ужином, а дальше они уже справились без меня. И на этом наше знакомство закончилось. — Апраксина и Миллер насторожились, но Бараташвили продолжал: — Правда, недавно я снова видел Натальиного мужа, но уже совершенно случайно. Наталья Беляева провела почти сутки в моем доме, им надо было встретиться с сестрой: выяснилось, что Наталья и ее муж улетают в Нью-Йорк. На другой день я отвез Наталью в Блаукирхен, чтобы посадить на электричку, идущую в Мюнхен. На платформе ее ждал муж. Я бы и не узнал его, ведь прошло несколько лет после заключения их брака, но Наталья сама сказала мне: «А вон стоит мой муж! Не выдержал, примчался. Ну и хорошо, значит, я поеду с ним на его машине, а не на электричке!» Она поблагодарила меня за гостеприимство, еще раз попросила помочь Татьяне и пошла к своему мужу, а я отправился к своей машине.

— А как выглядел муж Натальи? — спросила Апраксина.

— Как выглядел? — Георгий задумчиво почесал длинным ногтем мизинца тонкие усики. — Ну, такой представительный старый немец, полноватый, но довольно высокого роста, хорошо одет…

Апраксина почувствовала некоторую искренность в его голосе: возможно, Бараташвили и впрямь нечего было добавить к этому скудному описанию, а то бы он не остановился. Во всяком случае, он был совершенно спокоен, говоря о муже Натальи Беляевой.

А вот дальнейшие расспросы о его отношениях с покойной княгиней Кето, его тетушкой, заставили Георгия Бараташвили заметно волноваться, хотя вопросы были самые обычные: какие у них были взаимоотношения — о, конечно, самые добрые! — как они провели тот вечер с тетушкой — да как обычно на этих журфиксах, скучно и бестолково! — и как он провел время потом — пил с бароном фон Ляйбницем, что могут подтвердить как сам барон, так и его жена, баронесса Альбина фон Ляйбниц… из Чапаевска.

Миллер вызвал дежурного надзирателя и, объявив, что допрос окончен, попросил увести господина Бараташвили обратно в его камеру.

— Ну так что — опять тупик? — спросил инспектор Апраксину, когда они остались одни.

— Да еще какой! Можно сказать, тупик в неосвещенном метро во время наводнения: мокрые дела и тьма вокруг.

— А по-моему, графиня, на вас просто угнетающе действует тюремная обстановка, я это и прежде замечал.

— Ну что вы, инспектор! Я просто обожаю эти длинные пустые коридоры — есть время подумать о бренности жизни, пока по ним шествуешь, мне нравится этот грязно-зеленый колер и четкие узоры решеток на окнах — это действует на меня как-то… организующе! И в то же время успокаивающе: кажется, что все зло мира уже собрано здесь, а за стенами этого заведения его почти не осталось.

— Вы капризничаете, графиня. По-моему, вчерашние приключения вас утомили, и вам просто надо поехать домой и как следует отдохнуть, покопаться в своем любимом садике…

— Чушь собачья! — воскликнула графиня и сердито ударила себя кулаком по колену, отчего ее нога непроизвольно дернулась и ударилась о ножку стола. — М-м-м!

— Больно ударились? — участливо спросил Миллер.