Русалочка должна умереть

Но ни по кому из них, не скучал так сильно, как по старому другу. Даже по своей Ви.

Смешливая черноглазая девочка, которую Фредерик часто встречал по дороге в Резиденцию, засмеялась и помахала ему рукой. И снова заныло сердце. Так сильно, что он поморщился, ухватился за грудь рукой. Эта девочка была черноволосой и смуглой, но что-то в ее улыбке, в ее манере смотреть, напоминало Фредерику Верену.

Хорошенькая, какой только может быть хорошенькая девочка, она ела мороженое и улыбалась ему. Сам он не выносил мороженого с тех пор, как тогда, в последний раз, купил им с Ви по огромной порции. В Гремице, на диком пляже. Давно.

Опять накатило; вспомнились глаза дочурки, повзрослевшей в короткий миг.

– …я не хочу уезжать. Пусть Джесси забирает мое имя и уезжает.

И он сказал ей:

– Нет, Куколка. Однажды ты вырастешь и поймешь!

Верена выросла, но вот поняла ли?

Фредерик так надеялся, что однажды дочка найдет его. Каждый раз, меняя помощника, он говорил ему о своей племяннице. На случай, если Ви найдет его официальные телефоны и позвонит. Говорил, что, если это случится, его должны немедленно известить.

Но годы шли, а дочка все не звонила.

И Фредерик заставил себя похоронить надежду. Он сам оставил ее. Из своей глупой, непримиримой гордыни. Зачем ей ему звонить? Кто он ей теперь?

Фредерик потер руку; в том месте, где сходились большой и указательный пальцы, остался стигмат.

Он все ей объяснил, как мог… пятилетнему-то ребенку. Ви выронила мороженное… Чайки набросились на лакомство клюя друг друга и их двоих. Клюв, пробивший его ладонь, оставил рану на виске Ви…

Снова крепко перехватило горло. Вспомнилась маленькая Верена, которая цеплялась за его руки своими окровавленными ручонками и кричала:

– Не отдавай меня, папочка! Я буду хорошей! Пожалуйста! Не отдавай!

Вспомнилась Джесс, которая с притворной терпимостью отцепила ее маленькие пальчики от его сутаны.

– Не «папочка», детка, а «пресвятой отец». Твой дядя Фредди – священник. У них не может быть деток.

…Фредерик не сразу понял, отчего Верена такая смуглая. И что эта девочка – вовсе не его дочь.

– А у тебя есть дети? – спросила девчушка по-итальянски.

Он вздрогнул.

Язык он знал очень хорошо, но порой, углубившись в собственные мысли, не сразу понимал смысл сказанного.

– Что?

– У тебя есть детки?

– Это же католический священник, любовь моя, – улыбнулась мать. – У них не бывает деток…

Он заставил себя улыбнуться, подавив непрошенный гнев.

– У меня есть племянница, – сказал он малышке.

– Сколько ей лет?

Он замер, приоткрыв рот. Сколько ей сейчас лет? Он чуть не ляпнул, что «пять».

– Я… Я не знаю.

– Ты – плохой дядя, – сказала малышка и облизала пальцы. – Ты должен знать!

Мать девочки дернула за руку, извинилась и потащила дочь за собой.

Сколько ей?..

Медленно шагая по площади, Фредерик попытался вспомнить, как она выглядела тогда, но не смог. Вместо маленькой милой Виви, которую он звал Цукерпу, вспоминалась красивая взрослая деваха, которая могла бы хоть что-нибудь надевать, прежде чем встает перед камерой!

Сколько ей? Шестнадцать, почти семнадцать. Совсем уже взрослая, судя по фотографиям в Инстаграм. Очень взрослая… Совсем, как Джессика в ее возрасте.

Наверное, уже и мальчишка есть. Утратила она интерес к мужчинам постарше?.. Он так надеялся, что утратила. Не хотелось бы, чтобы Ви унаследовала судьбу его матери. А если вдуматься, то и судьбу Джессики.

Да, Джесси вышла замуж. На этот раз, по любви. То, как Филипп любил ее, слепой бы заметил. И Фред надеялся, что Джесс счастлива. Может, потому Верена и не звонит? Филипп всегда был для нее старшим другом. Возможно, смог стать отцом.

Фредерик опять обозлился.

Почему, черт возьми, она выросла? Почему превратилась из ребенка сразу во взрослую, миновав стадию Гадкого утенка? Он много лет не общался ни с братом, ни даже с матерью, но за дочкиным аккаунтом в Инстаграме следил всегда. Сначала его вел Ральф, позднее – сама Верена. И то, что она постила, рвало его на куски.

Да, как отец он был горд, что его девочка – такая красивая. Но как мужчина, он корчился от одной только мысли, для чего ее фотографии используют другие отцы. Отцы, дяди, дедушки, братья и даже сестры, прости их господи.

Как Джессика и Филипп позволяют ей подобные вещи?!

Когда Фредерик узнал, что его малышку вышибли из позором из интерната, он чуть не поседел. Но не нашел в себе сил не гуглить то видео. Руки тряслись, голова гудела. Хотелось вернуться в Гамбург и убить мать. Джесс тоже умела подобный фокус и научила ее Лизель. Но учить такому свою же внучку!? У этой женщины хоть что-то святое есть?

Фредерик много раз порывался позвонить дочери. Или написать. Но опять же… кто он ей был сейчас? Если он не смог приструнить Джессику, где ему приструнить их дочь? Дочь Джессики, которую вырастила Лизель?..

Фредерик достал телефон и на ходу проверил знакомый профиль. Ничего нового. Последняя фотография висит, как и две недели назад. И ничего больше. Ни Сторис, ни ответов на комментарии. Обычно Ви отвечала.

Сердце заныло вновь.