Русалочка должна умереть

– Я бесплоден, – сказал он. – Необратимо. Бесповоротно. Узнал незадолго до того, как мой папа и твоя мама сделали нам братишечку. Если ты беременна не от Ральфа, советую позвонить отцу ребенка. Надеюсь, что это, хотя бы, не мой отец…

– Идиот! – простонала я и отвернулась, чтобы скрыть слезы.

– Филипп, – еще раз попросил Ральф. – Сбрось мне фотографию документов. Название клиники, лаборатории, врача…

Он выругался; ужасно грязно и так обидно, что у меня невольно перехватило горло.

Ральф переключил микрофон на динамик и поднес трубку к уху. Он слушал молча. Один лишь раз покосился в мою сторону чуть внимательнее, но вскоре потерял интерес.

– В отличие от тебя, – обронил он в трубку, – я в дерьме родился и знаю, как его смыть.

Филипп, видимо, рассмеялся. Он что-то сказал, поскольку Ральф тоже улыбнулся.

– И что тогда будет, Фил? Что будет, если я лишусь сана? Вот именно, ничего! Вообще. Я ведь не Штрассенберг, я ведь не сижу в своем родовом гнезде, опасаясь лишний раз пукнуть. Что мне мой сан? Ошибка суровой молодости… Допустим, она беременна от меня, окей. Сейчас я задним числом напишу отказ от всякого опекунства. Вызову Лизель, она ненадолго увезет Ви. А когда с меня снимут сан, а Ви возвратится с красивым младенчиком, я просто усыновлю его и женюсь на ней.

Примерно то же самое, Филиппу говорила Лизель и я подозрительно посмотрела на Ральфа. Он всегда был ее любимчиком. Она не раз давала ему советы. И вспомнилось, как в прошлом году, залитая августовским светом, Лизель то же самое толковала Филиппу. В надежде раззадорить его и зажечь. И Филипп тогда раззадорился не на шутку.

Речь Ральфа ему понравилось еще меньше.

– Итак, оцени расклад: я беру в жены младшую, подаю на развод старшенькой с тобой. С учетом вазэктомии, суд будет быстрым. И в том же судебном порядке, я подаю на раздел имущества с учетом твоих долгов. Как тебе поворот?

Он подождал немного и бросил трубку.

– Как всегда… Трус!..

– Я не беременна, – сообщила я. – Но твой «поворот» так хорош, что я прям сейчас готова.

Ральф рассмеялся, но явно не от веселья. Он хмуро тер подбородок, уставившись в пустоту.

– Я не беременна! – повторила я.

– Знаю. Но у Филиппа не хватило бы соображения придумать такое… Он пьян, как свинья. Кто-то пытается нас стравить.

– Смысл?

– Бизнес, – коротко бросил Ральф. – Даже по одиночке, мы все еще сильны. И имеем кучу общих объектов, которыми управляем от имени и именем Джесс. Если мы ввяжемся в войну, от этого выиграют многие.

Он был уже не здесь.

Пожав плечами, я встала с кресла для посетителей. Для меня все тоже было закончено. И я ощущала это всем своим существом. Филипп, как видно, не успокоится, пока не уничтожит меня. Ему мало просто расстаться. Он хочет быть уверенным, что Ральф меня не возьмет. Он позвонил, чтобы обозначить свои позиции: сказать, что я ему не нужна. И Ральф услышал. Ральф, как и прежде перед ним трепетал.

– Я пойду к себе.

– Не хочешь прогуляться? – запоздало крикнул Ральф в спину. – Как раньше? Лишь мы вдвоем?

Я обернулась. Вся в злых слезах.

– Как ты не понимаешь?! Я не ребенок больше! Господи! Почему я не свернула шею, упав в овраг?!

Белый Гном под розовым зонтиком.

Укрывшись с головой одеялом, я с горечью вспоминала ту ночь.

Сама я ее не помнила, – но знала по рассказам членов семьи.

…Мне было четыре года. В ту ночь шел дождь. В таких историях всегда идет дождь, да и когда он не идет в Гамбурге?.. Джессика накоксилась до кровавых соплей и потеряла сознание, испугавшись крови.

Маркус, испугавшись за ее жизнь, немедленно вызвал «скорую». В доме поднялась суета и моя доберманша, Грета, решила сходить и проверить, все ли окей внизу. Она вылезла из моей кроватки и носом открыла дверь.

При виде купированной, грозной на вид собаки, санитары едва не выронили Джессику. И Маркус, ухватив Грету за ошейник, запер ее в библиотеке.

Он не хотел, чтобы Фредерик потерял сразу двух ценных сук: собаку и девушку.

Про меня он, видно забыл.

Проснувшись, и увидев приоткрытую дверь, я решила, что Грета ушла на улицу. И я испугалась! Грета до смерти боялась грозы. Тогда мы еще не знали про ее эпилепсию, но стоило ей увидеть блеск молнии, собака бросалась прочь, куда несут лапы. Я не могла оставить свою любимицу под дождем!

Сунув ноги в сапожки, я взяла огромный розовый зонт и пошла искать ее. Той самой дорогой, какой ходила гулять с отцом. К Развалинам первого Замка, из камней которого наши с Филиппом предки, Рудольф и Вальгард, выстроили два собственных.