Я с кем-то болтала, пытаясь подражать Марите, – в смысле, старалась не ржать над их приколами, как пьяный ковбой. Следила за тем, чтобы на столе всегда был хлеб и салаты, салфетки, напитки… В общем, была хозяйкой вечера, как умела, а умела я хорошо. Благо, после тетиного ухода, Ральф позволил мне накраситься и одеться, как я хотела, что вернуло часть уверенности в себе.
Мальчишки вели себя, как задиристые бараны. То стебали друг друга, поражая меня безжалостностью, то задирали, то высмеивали и словно бы красовались. То ли передо мной, то ли перед Ральфом. И хотя Ральф по большей части не вмешивался, если только не считал, что мальчики слишком разгорячились, видно было, что он следит. И слушает, и вникает.
И чем интереснее становился вечер, тем яростнее у Антона дребезжал телефон. Смешки в его адрес вскорости сменились игнором, потом, затаенным раздражением и косыми, выразительными взглядами. Всем было за него стыдно. И мне, отчего-то, стыднее всех.
Когда Ральф встал, собрал пустые тарелки и подбородком кивнул Антону: мол, помоги мне, все разом уставились в стол. Как будто приговоренные, которые радовались, что в первую петлю сунут не его голову.
Я понимала, что все они знают, из-за кого весь этот сыр-бор. И понимала, что как хозяйка вечера, должна что-то предпринять. Но что, я понятия не имела. На вечерах графини подобных ситуаций не возникало. Да если бы и возникла, Марита послала бы Фердинанда за скрипкой, повела бы гостей смотреть гобелены, или…
– Кому еще пива? – с облегчением додумалась я.
Все разом подняли руки. Я чуть ли не вылетела, забыв, что ящик не дотащу. Плевать мне было, куда и зачем уйти. Лишь бы только уйти. Я чуть ли не бегом спустилась в подвал. Замерла, прижавшись затылком к стенке.
Что за придурок?
Неужели, не ясно, в какое положение он поставил всех? Почему было не остаться дома? Почему было не выключить телефон?
Даже в Гамбурге, после драки с Джесс, под взглядом женщины-полицейского, мне не было так гадливо и тошно, как в этот миг. Я сделала пару вдохов, взяла несколько бутылок пива и снова пошла наверх. Навстречу шел Ральф. Раздраженный и хмурый.
– Я возьму ящик, – проворчал он.
Я машинально пошла за ним.
Ральф молча смотрел, как я ставлю все бутылки обратно.
– Если у вас с ним ничего, то почему его девка бесится? – ответил он, словно не услышал.
– Спроси у Хрюшки, – буркнула я. – У нас с тобой тоже ничего нет, а она все равно пытается запереть меня в психбольнице.
Местный Кук-кук-клан.
На следующий день, я проснулась полная решимости.
Черный лифчик, белая блузка… синие джинсы в обтяжку и туфли на каблуках. Когда на тебя ополчились все разом, надо дать газу и гнуть свою линию до конца.
Волосы я собрала в тугой конский хвост, чтобы не закрывали сиськи, а ненавистный худи разрезала пополам, чтобы тетя ничего не могла поделать. Так было гораздо лучше. Так я была собой. Сиськи стояли в чашечках, как сваренные страусиные яйца. Лицо накрашено, волосы вытянуты щипцами. Подумав, я надела на шею позолоченную цепь из больших, крупных звеньев и черные в пол лица очки.
– Ты так собралась идти?! – спросила тетя Агата и подняла глаза.
Я и забыла, как рано она встает. Чтобы еще до завтрака успеть натворить добра. Носки, к примеру, вяжет. Для беженцев… Лишь боги знают, на кой им эти носки. Особенно, из розовой пряжи.
– Я опаздываю, – буркнула я.
– Ну-ка, стой, – настороженно повторила тетушка. – Сними-ка очки…
– Меня друзья ждут.
– У тебя нет друзей.
– Есть! Мы познакомились на собрании ку-клукс-клана.
– Ра-а-альф, – неуверенно протянула тетя, не сводя с меня глаз. – Ты знаешь что-нибудь о местном кук-кук-клане?..
– Что?! – рявкнул голос из кабинета.
Похоже, в этом доме никто не спит!
– Я говорю, ты знаешь, где у нас собирается… кукус… как ты сказала?..
Какое-то время Ральф боролся с чувствами. Потом мы обе услышали, как в кабинете с грохотом отодвинули тяжелый рабочий стул. Тяжело ступая на пятку, Ральф вышел к нам, словно на арену и тут же замер, узрев меня.
– Ты что, из пуфа вернулась?
Тетя все пыталась расспросить его про кукушек, которые сбиваются в кланы, но Ральф, повелительным взмахом руки, велел ей умолкнуть. Тетя поджала губы и крепко вцепилась в распятый на спицах носок.
– Очки, – Ральф вытянул руку.
Я сорвала очки, швырнула их ему в грудь и вызывающе уставилась густо накрашенными глазами. Ральф обалдел. Я не могла сказать, отчего конкретно. То ли от макияжа, то ли от пролетевших в него очков. Мужчины порой бывают так впечатлительны.
Его глаза очень долго противились, но все же оказались у меня в декольте. В его трусах что-то дрогнуло и Ральф тут же, яростно сунул руки в карманы.
– Ты моя сестра, понимаешь ты?.. Моя сестра не может ходить в школу в таком виде! Поди наверх и умойся. И застегнись!
– Поди ты в жопу, – крикнула я, зверея. – Оставь меня в покое, больной ублюдок!
– Боженька всемогущий! – прошептала тетушка в шоке. – Верена!