Русалочка должна умереть

Ральф напрягся, крепко сжав кулаки. На нем был черный спортивный костюм. Ткань лоснилась, как шкура хищного зверя. Каждую мышцу подчеркивала, каждую выпуклость, каждый изгиб… Наверное, рекомендовано Ватиканом. Каждый священник must have.

– Ублюдок? – переспросил он хрипло, встряхнув меня. – А ты-то кто? Законнорожденная?

Меня опалило жаром. Тело вздрогнуло; длинной, долгой дрожью. Джинсы словно стали малы, шов буквально упирался в промежность. Я замерла, но дрожь все не прекращалась. Дрожь самки, почуявшей дрожь самца.

– Да! Я – законнорожденная. – Маркус и Джессика поженились, чтобы я в браке родилась!

Ральф в самом деле дрожал. И не только от злости.

Не будь здесь тетушки, Ральф бы точно сорвался. Сорвал бы с меня ремень и выпорол, как он обращался с Джессикой. Но тетушка здесь была. Ральф развернулся и запер входную дверь. Затем, вторую – черного хода.

– Пока не смоешь лицо и не переоденешься, никуда не пойдешь, – сообщил он.

– В таком случае, я никуда не пойду. Пусть сообщат в комитет по делам несовершеннолетних! И я им все расскажу. Про тебя, про твою Свинью, про то, как ты со мной обращаешься. Как ты заставил Джессику подписать бумаги. Как ты обращался с ней!..

– Тетя, позвони в школу. Скажи, что эта дрянь не придет.

– Но, Ральф… – начала было тетушка. – Что о нас тогда скажут?..

Ральф в непонятной ярости пнул диван. Прямо голой ногой, не заботясь о том, что делает.

– Мне надоело! – заорал он. – Надоело вечно думать, что о нас скажут! Неважно, что мы тут делаем и чего не делаем. Все будут думать то, что хотят! И мы не сможем запретить этого! А ты, – он яростно повернулся ко мне, – ты ничего не изменишь, одевшись, как проститутка! Тебя ненавидят не за твою одежду, а за твое нутро! За то, что ты ведешь себя, словно мир был создан, чтобы служить тебе! Но люди здесь не твои холопы, и не твои бедные родственники, готовые глотать все твои причуды!

Я сбросила туфли и рванула на кухню.

Словно разгадав мой маневр, Ральф бросился следом, но он был слишком здоровый, чтобы разогнаться так же быстро, как я и… я захлопнула кухонную дверь прямо у него перед носом.

Ральф не стал терять времени, пытаясь в нее вломиться. Я слышала, как он развернулся и побежал через холл. К входной двери.

Оставалось лишь несколько секунд прежде, чем он выскочит из дому и ворвется на кухню через гараж. Я бросилась туда. Не до конца понимаю, что делаю и зачем, я схватила нож для ковров и, задыхаясь от ярости, заперлась в порше.

…Когда гаражная дверь открылась, в машине Ральфа не осталось ни одного целого кресла.

II Ральф.

Ральф у Стеллы после гаража.

Лежа среди растерзанных простыней, Ральф исподлобья рассматривал тело Стеллы.

Она сидела, кое-как примостившись на пуфе у туалетного столика и пыталась привести в порядок свою прическу. У нее были светлые волосы. Густые и гладкие, как у Джесс. Только очень короткие. Сейчас они стояли дыбом.

По-хорошему, надо было остаться дома и все это сделать с Ви. Эта девка уже не была Вереной, которую он знал. В эту девку вселился дьявол. Когда она вылезла из машины, протянув ему нож, он едва удержался, чтобы не полоснуть им ее по горлу.

Возможно, этого она и хотела. Больная сука! Готова сдохнуть, лишь бы ему насолить. Совсем, как Джесс тогда, давно, с Фредериком.

Фил прав: она влюблена. Какое же это отвратительное пойло – ее любовь. Надо было остаться и выпороть ее так, чтобы сидеть не могла. И будь что будет. Если уж садиться в тюрьму, то так, чтобы не стыдно было бы показать Истицу.

– Господи, да что мне с ней делать? – спросил он вслух.

Стелла повернулась, ойкнув от боли. На бедре, которое она пыталась не прислонять к стулу, вздулись перекрестные полосы.

На полу валялся его ремень.

– Ты сам прекрасно знаешь, что делать. Она больна. Шизофреники очень…

– Заткни свой рот! – рявкнул Ральф. – Ты прекрасно знаешь, что Ви здорова!

Стелла удивилась, но подчинилась.

Пока она стояла в аудитории и говорила о каких-то сложных, незнакомых вещах, она казалась ему такой умной. Настолько умной, что даже физическое тело отходило на второй план. Теперь он видел лишь ее тело, ее лицо и ее феерическую, почти что патологическую глупость в том, что касалось реальных и вполне понятных ему самому вещей.

– Не говори со мной так, – приказала Стелла.

– Иначе, что?

– Что ты хочешь сказать этим? – спросила Стелла и развернулась. – Ты угрожаешь мне?

Ральф рассмеялся.

Он опустил ее даже ниже, чем мог. Он даже мочился на нее и не раз. Но Стелла все равно продолжала пытаться командовать. Эта женщина потрясала его своей непробиваемой логикой. Она была врач, а он – пациент. И все, что он делал, было ей подконтрольно.

Якобы!

– Если ты не отправишь ее к врачу, я попрошу об этом школьного психолога. У меня есть связи…

Ральф промолчал.

Свои связи Стелла могла разматывать как угодно; связи Штрассенбергов были обширнее и сильней. Но он не желал тратить силы на перепалку. Хочет позориться – ее право.

Лизель размажет ее.