– Это случилось лишь потому, что Штрасенберги всегда принимают Штрассенбергов! – припечатала я. – И ты сама это знаешь, хоть и не говоришь.
Ральф выпил, наконец, затем поставил стакан.
Он громко ударился о мраморную столешницу. Покрасневшая тетя дрогнула, посмотрев на него. Не обращая внимания на ее взгляд, Ральф взял еще один стакан, плеснул в него на два пальца виски и протянул мне.
– Если не хочешь чистый, там пепси есть.
Ральф и Верена выясняют отношения
Какое-то время, мы просто стояли, не зная, что делать дальше.
Потом Ральф достал метлу и стал подметать осколки, а я – взобравшись на стол, пить виски маленькими глотками. Меня трясло, меня то и дело кидало в слезы. Было до одури жаль себя, а почему – я уже не знала. Лишь молча плакала, сидя на столе. И слезы капали в опустевший стакан, как дождик.
Ральф ссыпал осколки в мусорное ведро и захлопнул дверцу под раковиной.
– Хочешь еще? – решился он, наконец.
– Да, – пробулькала я.
Словно пила запоями и страдала с похмелья. Ральф так и подумал, судя по поджатым губам.
Вкус чистого виски напоминал ракетное топливо. И действовал точно так же.
– Спасибо, что ты пришла.
– Бросаться в бурное море, кипящее обломками корабля… чего не сделаешь ради спасения Принца.
Стоя спиной ко мне у кухонного окна, уже с опущенными на ночь ролло, Ральф равнодушно пожал плечами. Качнулся вперед, облокотившись на подоконник ладонями.
– Я не Принц. Я просто кусок дерьма, который вывалился за борт.
– Ну, хорошо, ты кусок дерьма. Я зря пришла: ведь дерьмо не тонет.
Ральф обернулся, и я подняла глаза, водя краем ногтя по ободку стакана.
– Ты никогда не думала подналечь на занятия? Ты довольно умна.
– У тебя еще и Стелла была умняшка.
Он подлил нам обоим виски и взгромоздился на высокий стул напротив меня. Как коршун на придорожный знак. В этой позе, своей манерой смотреть, он еще больше напоминал Себастьяна и… Филиппа.
– Я путал ум с образованностью.
– Ну, хорошо. Теперь допейся до клиники, как сделал Филипп, а я пойду спать.
– Ви? Почему ты такая? Почему ты не хочешь чего-то добиться в жизни? Сама по себе?
– Зачем? Я добилась Филиппа – взгляни, чем это закончилось. Даже если я добьюсь тебя, в итоге все будет точно так же.
– Я говорю не о нас.
– А, ты про деньги? Про статус в обществе? Про все то, чем бредил ты? Ты счастлив? Да, ты богат, но живешь в том же доме и с той же тетушкой. А на твою любовницу влезет не каждый бедный. Так в чем был смысл?
– Она не моя любовница. В том смысле, что ты имеешь в виду. Мой максимум с ней – минет. И то, я не каждый раз могу кончить.
– Тогда – зачем?
Ральф пожал плечами.
– Сперва я действительно восхищался ее умом. И мне было в кайф пороть ремнем профессора, доктора психиатрии. Потом, когда я прозрел, она прилипла настолько, что я уже не мог ее отодрать. Решила, будто у нас любовь… Теперь, ей самой уже требуется доктор.
– Она подала заявление?
– Пока что нет.
– А тебе звонила?
– Я ее заблокировал. Слушай, Ви… мне кажется, нам с тобой пора объясниться.
– Опять? Ты отыскал слова, которые сделают повтор чуть менее унизительным? Если ты не хочешь меня, мне наплевать почему.
– Я хочу тебя, – сказал Ральф.
– Как именно? – огрызнулась я. – Как дочь?
– Не наезжай… Я пытаюсь тебе кое-в-чем признаться, а ты все понимаешь неправильно и начинаешь на меня нападать. А мне и так нелегко.
– Тогда зачем в этом признаваться?
– Потому что это касается не Джесс, а тебя… Понимаешь, ты очень рано начала развиваться. Я всеми силами пытался не думать о тебе ТАК. Но все равно думал и мучился. Я стал изучать психологию только из-за тебя. И на терапию пошел за этим – понять, что со мной не так. Я так завелся, увидев
Я посмотрела на него, Ральф чуть помедлил и поднял голову.
– Самая яркая моя фантазия на твой счет, это выпороть тебя… Снова увидеть следы ремня на коже, – он выдохнул.
Голова почти упала на грудь.
– Понятно, – сказала я.
Что еще я могла ответить?
Какой должна быть жена.
– Ви, это ты?
– Нет, тетя Агата.
Антон рассмеялся, прыжком одолев забор.
Мы не виделись с ним почти неделю.
С тех самых пор, как Антон ворвался в кабинет директрисы и обозначил себя, как мой адвокат. И я понятия не имела, чем это для него кончилось. Сидя в беседке на улице, я думала только о себе.
О том, что сказал мне Ральф. О том, что сказала Ральфу. Надо быть в самом деле больным козлом, чтобы придумывать такие отмазки. И я сказала, что он хотел услышать: «Нет, Ральф, никаких ремней. Нет!»
Уже стемнело, но мне ужасно не хотелось обратно в дом.
Русалочке еще повезло: она умерла с рассветом. А я? Как долго я буду его вытаскивать, получая в ответ причины, по которым его Высочество не могут со мной возлечь? И чем больнее было самой, тем отчетливей я понимала Джессику.
Вот, значит, каково это было? Вот, значит, что сделало ее такой? Мой отец со своими собственными понятиями о том, какой должна быть любовь?
– Дрессировщик хренов, – сплюнула я.
В такой момент меня и застиг Антон.