Об обстоятельствах, способствовавших изданию трудов Русанова в советское время, уже писалось ранее. Несомненно, его научные разработки были востребованы, но для оценки исторической личности еще важна продолжительность времени, пока эта востребованность остается, когда судьба человека продолжает волновать коллег и потомков или медленные воды Леты уносят память о нем все дальше в потемки прошлого и спустя годы только узкий кружок специалистов может назвать две даты, с трудом припоминая то, что укладывается между ними. Определенно, к Русанову это не относится, тем более что дата его гибели остается открытой и продолжает интересовать нас. Несомненно, его научный опыт важен для ученого-полярника, нашего современника, но не только… Еще в этой жизни был полет, была непонятная для нас любовь, да и сама личность не оставляла окружающих равнодушными, что показательно само по себе. При жизни кто-то любил его, следовал за ним, а кто-то, как мы теперь точно знаем, не принимал. Принял бы он советскую власть? Стал бы одним из деятелей Главсевмор-пути, где наверняка столкнулся бы со Шмидтом, или… Важно другое — в нашей стране полярники никогда не оставались только представителями своей профессии, они обязательно формировали вокруг себя определенную общественную среду, их влияние и положение в российском (советском) обществе всегда выходило за пределы профессии экстремалов — так повелось по крайней мере со времен Петра (или Семена Дежнева?), то же можно сказать о Макарове, Седове, Колчаке, позднее Шмидте и даже Папанине. Любой непредвзятый читатель, не вдаваясь в детали, согласится, что каждый из перечисленных — выдающаяся личность, и Русанов был только одним из многих в этой полярной когорте. Полярник всегда по праву будет занимать в нашем обществе особое положение — для страны, фасадом обращенной в Арктику, две трети площади которой приравнены к территориям Крайнего Севера, иначе быть не может. Вот почему он остается в нашей памяти, хотя и не только поэтому… Свидетельство тому книги, научные и журнальные статьи, конференции, незатихающие дискуссии и научные споры, то затухающие, то разгорающиеся, словно ночной костер на дальнем берегу. Их пик пришелся на 70-е годы, когда общественность Орла вместе с Московским филиалом Географического общества и научно-спортивной экспедицией «Комсомольской правды» бурно отмечала столетие со дня рождения исследователя на его родине научнообщественной конференцией. Потом вроде бы этот интерес стал затихать, но нет…
Еще несколько лет назад казалось, что топливо для русановского костра на исходе, а сам он больше тлеет, чем светит. Однако молодцы орловчане во главе с журналистом В. Я. Сальниковым по наводке уже не раз упоминавшегося Владилена Александровича Троицкого все-таки добрались до гор Минина и Высокая к югу от полуострова Михайлова на Таймыре с их неизвестными скелетами. Не повторяя ошибок своих предшественников, они препоручили свои находки в руки специалистов. С тех пор события приобрели неспешный, но неотвратимый характер, и произошло то, что должно было произойти.
Лет двадцать назад один из ведущих специалистов НИИ судебной медицины в Москве Виктор Николаевич Звягин на заседании Полярной комиссии Московского филиала Географического общества публично демонстрировал (так и хочется написать — на глазах изумленной публики, что точно соответствует истине) решение исторической загадки — кто же из экипажа амундсеновской шхуны «Мод» в конце концов почти добрался до Диксона в далеком 1919 году — Тессем или Кнудсен? В прошлом судьбы этих моряков уже пересеклись с судьбами русановцев, и, конечно, что-то подобное могло и повториться — история она такая… Под руками Звягина на экране происходило совмещение фото оскаленного черепа с провалами глазниц с прижизненной фотографией молодого, полного сил человека, не помышлявшего о собственной гибели. Смотреть в затихшем зале, как под разными ракурсами в свете проектора осуществляется совпадение мягких тканей лица и очертаний костей мертвого черепа, было жутковато (истина часто бывает ужасной), зато сомнений у присутствовавших не оставалось: зал в едином вздохе отреагировал — Тессем! Но это не все — характеристика костей еще засвидетельствовала состояние здоровья и поведала о некоторых отклонениях в поведении Тессема, что и подтверждал дневник Амундсена.