Те, кто стоит за процессами очернения советской истории и культуры, пытаются с помощью идеологического оружия под названием «русофобия» вызвать у русского народа комплекс вины, чувство исторической неполноценности и ненависть к собственной истории за якобы совершенные преступления: за насаждение «красной чумы», за лагеря ГУЛАГа и прочее. Эти деятели стремятся дегероизировать Россию. Они пытаются представить русскую историю в виде сплошной полосы внутреннего и внешнего насилия, где не было ни единого просвета человечности, что в итоге не только в других странах, но и в самой России среди русских людей вызывает соблазн пересмотреть ценность российской культурно-исторической идентичности. Нам навязывается вариант идентичности, основанный не на созидании, а на разрушении, на самоотрицании. Он предполагает не просто отрицание и неприятие, а ненависть к объекту отрицания, то есть к самим себе.
В России вместе с уходом фронтовиков рискует померкнуть сакральность Великой победы, вся ее глубина. Этому способствует либеральная риторика ряда медиаканалов и политических деятелей. Недостаточно помнить победу, нужно помнить еще и войну, чтобы осознавать ту сверхвысокую цену, которую страна заплатила за победу в ней, чтобы не воспринимать победу в качестве какого-то само собой разумеющегося явления. «Со временем подлинная сущность и смысл победы над фашизмом отступили на второй, а то и на третий план, а на их место приходит ура-патриотизм и пустое потребление символов победы. Праздник Победы постепенно теряет сакральность, приобретает игровой характер и ограничивается массовым повязыванием георгиевских ленточек, просмотром салюта и военных фильмов»[157].
Сегодня День Победы многими, особенно молодыми людьми, представляется в качестве рядового праздника. Изменилась ценностная система, которая сейчас представляет сакральным иное – то, что лежит в совершенно другой плоскости, нежели победа. Величие победы затмевается величием повседневного, потребительского – того, что не заслуживает сакрализации.
В 2005 г. перед юбилеем Победы «по суворовским училищам и кадетским корпусам с помпой и почетом ездил капитан власовской армии П. Бутков, который рассказывал учащимся, как он вместе с гитлеровцами уничтожал “проклятых большевиков”»[158]. Кроме как поистине великим издевательством над Днем Победы, одним из самых святых праздников, это назвать нельзя. С. Г. Кара-Мурза цитирует Д. А. Левчика, который рассказывает, как в 1991 г. был профанирован и дегероизирован первомайский праздник. Так называемое «Общество дураков» возложило к памятнику Ленина венок с надписью «В. И. Ленину от дураков»; так сакральное событие превратили в хэппенинг[159].
Не так давно поиздевались еще над одним элементом коллективной памяти – над праздником 7 ноября, который переименовали, да еще и перенесли на 4 ноября. Таким образом, выхолостили содержание праздника, попросту вычеркнув его из жизни. Возникает впечатление, что российские элиты ненавидят Советский Союз и всячески стараются выхолостить память о нем, поскольку понимают, что он воплощает хорошее, доброе и справедливое, что нынешним «эффективным менеджерам» недоступно, а на фоне СССР выстроенная либеральными политиками современность просто бездарна и ничтожна.
Вытравливая из общественного сознания положительные черты советской власти, постсоветская элита использовала известный находящийся за гранью этики прием, согласно которому для повышения своего статуса нужно понизить статус оппонента. Власть утвердила День народного единства, только до сих пор непонятно, о каком единстве идет речь. Подобные праздники-подмены скорее являются средствами разрушения народной идентичности. В современных социокультурных реалиях, которым присуще серьезное имущественное расслоение, имеет смысл «праздновать» не народное единство, а социальную разобщенность и атомизацию. В этих условиях, конечно, хотелось бы отпраздновать народное единство, но возникает понимание, что нельзя отмечать то, чего не существует. Нет единства между простым рабочим и олигархом. Властям предержащим следует вместо конструирования симулякра народного единства заняться конструированием самого единства.
Последние двадцать пять лет власть воспринимала праздник 1 мая не как священные действа, а чуть ли не как экстремистские акции, как события, связанные с шествием злостной оппозиции, за которой необходим жесткий контроль. Выставлялись милицейские кордоны и ограждения, были случаи избиения мирных демонстрантов, вышедших отдать дань уважения армии и трудящимся. Горе-реформаторы предложили переименовать день 1 мая в день «весны и труда», хотя такое название совершенно не соответствует смыслу данного праздника. День солидарности трудящихся должен быть только Днем солидарности трудящихся.