Правда, осталась одна незначительная проблема, которую еще предстоит решить, – это Корейская Народно-Демократическая Республика. После ее ликвидации о коммунистическом вопросе можно будет совершенно забыть и потешить самолюбие Френсиса Фукуямы с его «концом истории». Строго говоря, режим Пхеньяна технически не может быть назван коммунистическим (да и сам он не считает себя таковым). Однако Запад счел, что ему выгоднее продлить существование северокорейского режима, чем уничтожать его. Вполне возможно, что в корейском «пакете» в один прекрасный день всплывет немало сюрпризов[41]. Коллективное воображение, особенно в тихоокеанских странах, все еще нуждается в «красной угрозе». Их необходимо периодически взбадривать, например в виде стикеров на двери холодильника, как напоминание перед походом в супермаркет.
Тем не менее факт остается фактом: коммунизма больше нет. В то же время проблемы Запада спустя четверть века после внезапной кончины коммунизма настолько велики, что требуют срочных мер. Так что же происходит на Западе? Полным ходом действуют порочные механизмы: весь мир теперь несет бремя неоплатных долгов, и денежный пузырь продолжает раздуваться со скоростью, не поддающейся контролю. Финансовые рынки спекулируют в ущерб государствам и народам, неравенство доходов приумножается со страшной силой. Потенциальные покупатели нищают, но все гонятся за ростом любой ценой. Потребление природных ресурсов ничем не ограничено, ресурсы планеты катастрофически истощаются. Чем будут заниматься в Вашингтоне десятки научно-исследовательских стратегических центров? Разрабатывать чрезвычайные меры?
Снова призовем Збигнева Бжезинского, который, кажется, обладает пророческим даром. Разве не он автор сбывшихся предсказаний, или, говоря точнее, самосбывающихся «прогнозов», оформленных в виде алгоритмов действия? Через шесть лет после гибели советского коммунизма Бжезинский заметил проблему и взялся размышлять над ней. Кто виноват в кризисе западной системы в отсутствие главного врага? Не ставить в повестку дня этот вопрос – значит признать, что проблема является эндогенной, то есть кризис порождается самой системой. Как, например, объяснить (или лучше скрыть) тот факт, что темпы роста валового внутреннего продукта в мире продолжают падать? У Бжезинского объяснений этого кризиса нет, как и у всех прочих. Но не этим он был обеспокоен. Дело в том, что он прагматик до мозга костей.
Итак, поставлен вопрос: что делать? Бжезинский и прежде выступал с ужасными пророчествами. Например, что Французская революция 1798 года и большевистский переворот 1917 года в XXI веке покажутся легкой разминкой по сравнению с грядущими радикальными потрясениями. Он прекрасно понимал главное: приближается время жуткой трагедии, которая потребует от «хозяев Вселенной» решений несравненно более чудовищных. Народы, в частности американский народ и народы Европы, являются объектом обмана, но (до поры до времени) приходится сохранять демократическую форму общения с ними. Правда, необходимо провести кое-какой ликбез. Конечно, идеальный лектор-наставник должен выглядеть спокойным, разумным и приятным во всех отношениях. Однако в нынешних условиях трудно подобрать такую успокоительную формулировку. За несколько минут, доступных вниманию среднего потребителя, необходимо вселить в него надежду. Так что здесь нет места для неприятных известий, затрагивающих обывателя непосредственно. Ведь потребителям нравится, когда горячие точки где-то далеко от него. Так что ни в коем случае нельзя допускать новости, нарушающие спокойствие обывательского стада.
Бжезинский, как и все штатные сотрудники мозговых центров Вашингтона и Брюсселя, прикладывает усилия к тому, чтобы последние нейроны среднего компульсивного потребителя на Западе вышли из строя. Особенно когда он услышит жуткое пророчество Майкла Мура: «Господа, у меня есть пренеприятное известие – впредь вы не будете облизывать тарелки. Система сфальсифицирована в пользу избранных, а ваше место – не в числе избранных ни сейчас, ни когда-либо. Система настроена настолько хорошо, что большинство из вас верит, будто она работает в пользу благонамеренных, порядочных и работящих граждан. Система держит морковку так близко к носу, что можно даже понюхать ее»[42]. «На войне как на войне», – решил Бжезинский. Необходимо разыграть карту страха. Такой прием работает безупречно. «Таким образом, – писал пан Збигнев, обращаясь к «хозяевам Вселенной», – консенсус достижим только перед лицом жуткой и прямой угрозы со стороны вражеских сил, которые должны восприниматься обывательской массой в качестве непосредственной опасности».