Русофобия

Майкл метался по кабинету, как зверь, у которого охотники подстрелили самку. Почему-то именно это сравнение пришло в голову Саре Коннел, уже почти час наблюдавшей за этим «зверем». Агент Фэйссобер после исчезновения русской был как одержимый, он развил чрезвычайную активность, получил разрешение на операцию по перехвату Русофоба совместно с полицией Нью-Йорка и другими службами экстренного реагирования.

Фотографии Джека Трумэна с подписью «разыскивается» и «вознаграждение за информацию о местонахождении» украшали рекламные баннеры, короткие ролики об убийце транслировались во всех выпусках новостей всех телеканалов и в радиоэфире, телефоны «горячей линии» шли бегущей строкой и бесконечно повторялись дикторами. Казалось, город накрыли информационной сетью, в которую вот-вот угодит Русофоб, ведь его лицо видел каждый житель Нью-Йорка. На «горячую линию» поступали сотни звонков, каждый из которых тщательно проверялся. На первые несколько сообщений агент Фэйссобер выезжал лично. Но после четвёртой неудачи, заявил, чтобы «всякую ерунду» проверяли самостоятельно, а его вызывали только в случае чего-то «реального». После чего Майкл заперся в кабинете, где Лили смотрела видеозаписи. Сара усмехнулась, вспомнив, что многие сотрудники отдела, да и она сама, называли этот кабинет «офис русской». Да уж, русские быстро захватывают пространство.

Минуты превращались в часы, а о пропавшей Лили не было ни слуху, ни духу. Майкл начинал отчаиваться. Сара видела, как надежда в его глазах всё больше угасала с каждым новым звонком, оказывавшимся пустышкой.

Что ещё можно сделать, чем ему помочь, Сара не знала. Им оставалось только ждать и молиться.

Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка

14.10

Я долго не могла открыть глаза, казалось, мне что-то мешало. Тогда я попыталась пошевелить рукой, но и это мне не удалось. Ещё не осознав до конца, что произошло, я попыталась вырваться из парализующего меня кошмара. Но тщетно. Я была связана по рукам и ногам. Голова болела, тело затекло от неудобной позы, которую невозможно было переменить. С некоторым опозданием я вспомнила о том, что предшествовало моему пробуждению. Я тут же перестала возиться, пытаясь хоть как-то устроиться поудобнее.

Поскольку я не могла видеть, что происходит вокруг, я пыталась прислушиваться. Не было привычного шума города, людского гула, звуков проезжающих автомобилей. Наверное, я где-то под землёй, поэтому так темно. Но не успела я запаниковать от того, что меня похоронили заживо. Как услышала птиц, скорее всего, голубей, которые ворковали и перелетали с места на место. Значит, я всё-таки не закопана в какой-нибудь безымянной могиле. Какое счастье. Правда, порадоваться этому открытию мне не дали. Чьи-то грубые руки подняли меня и сорвали повязку. Солнечный свет пронзил глаза, и мне пришлось зажмуриться на несколько мгновений.

– Ну, что, очухалась? – Спросил грубый голос.

По голосу сразу стало понятно, что его обладатель меня ненавидит и уничтожит, но перед этим будет долго мучить и причинит максимальную боль. Из глаз потекли слёзы, не знаю точно, от непривычного света или от ужаса. Он заметил это и рассмеялся, хрипло, довольно, с явными нотками безумия. «Это конец», – подумала я и вспомнила, что так и не зашла в церковь, чтобы поставить свечку за здравие Зои Ардовой. И за себя могла бы попросить.

– Боишься? – Прошептал он мне на ухо.

Слова будто застряли, и я не смогла ничего ответить, поэтому просто кивнула. Я не просто боялась, я с трудом могла соображать от ужаса. Я ведь совсем молода. Я не готова вот так умереть здесь. Он снова засмеялся и толкнул меня. Не имея возможности сгруппироваться, я плашмя упала на лежанку, больно ударившись головой о стену. Он склонился надо мной и достал нож, я опять зажмурилась, приготовившись к очередной порции боли. Я не могу этого видеть. Я вообще не должна здесь находиться. Это какая-то кошмарная ошибка. Он почему-то медлил. И я открыла глаза, чтобы увидеть почему. Он явно был доволен произведённым эффектом, он наслаждался моим страхом, дышал им, впитывал кожей. Наконец, насытившись моим отчаянием, он резко взмахнул ножом, и я почувствовала, как связывающие меня верёвки ослабли. Я сама ослабела, будто спущенное колесо, из которого вышел весь воздух. Если бы сейчас передо мной открылась дверь, через которую можно сбежать от смерти, я вряд ли сумела сделать и пару шагов к спасению.

Мой мучитель убрал нож в кожаный чехол, прикреплённый к поясу. Ему нравилось, что я слежу за каждым его движением, не в силах оторвать глаз от ножа. Дождавшись, когда я встречусь с ним взглядом, он тихо сказал:

– Ты скоро умрёшь.

Он ушёл, закрыв дверь на ключ. А я всё пыталась и не могла осознать его слова. Я скоро умру.

Рузвельт хоспитал

15.49