Русология (СИ)

Выходцы из Силезии, в девяностых годах (прошлый век, девятнадцатый) Кнорре вздумали перебраться, где будет лучше, но не в Америки: денег не было, либо в сердце извечное 'drang nach Osten'. Жили в Эстонии. Вдруг втемяшилось, что пусть им хорошо теперь, но не очень; дальше к Востоку, может быть, выгодней, Кнорре мыслили, раз они до Силезии жили западней. Поселились в Поволжье, грезя Востоком, но с парадоксом, что, если двигаться за Иркутск к Хабаровску и в Америку (а оттуда в Европу), встретится вновь Эльзас, в каковом было плохо. Стало быть, в 'drang nach Osten' некие козни?.. Но время смяло парус стремления; начались революции. Кто погиб, кто стал нищ, кто бежал на Восток. Разумные, вроде Кнорре, пятились к Западу. Фюрер звал их; фатерланд, клялся он, ждёт сынов!.. Из Силезии вновь отправились на Восток - с войной. Клаус Кнорре попал в плен, сослан был в глушь, в леса, там понравился медсестре; ребёнок... Раз они встретились, сын с отцом... Медсестра убралась в г. Грозный и увезла медальон с письмом, где возлюбленный описал свой род. Мальчик, Пáсынков, звался 'Коля' (что значит 'Клаус'). Сам Клаус сгинул: то ли угаснул, то ли ещё что. Внук весь был в деда: росл и пригож, ариец. Школу окончил он при Дудаеве - гегемоне Чечни, преуспевшей в разбое. Русских тиранили. Шариат с круговыми поскоками, исступлённые митинги да психозы фанатиков, возглашавших 'Аллá акбар!' Дома слушали бред Москвы про богатства, секс, нуворишей, акции, плюс про 'ваучер, вашу долю в имуществе всей страны'. 'МиМиМи', 'Эксемер', 'Газ-Энвест', 'ОргъБанк', 'Сéлинга', 'Первый ваучерн', 'Властелина', 'Фан-попечитель', 'Ваш честный брокеръ', также 'Гирмес' с 'Диржавой' грабили вкладчиков - и в офшоры. Мнение Грозного отвечало 'аллой акбар' и чредою парадов. Раз Москва крикнула: цыц там! Ей в ответ - газаватщина. Их с отцом гнали в горы, то ли рабами, то ли к расстрелу; но он смотался, сжулил на выезде, что отправился за невестой, и, подтвердив ислам, был помилован - с мыслью взять по возврату с женскою прибылью... Гол-сокóл, в феврале девяносто четвёртого прибыл в Ставрополь, где пристроился в частной фирме. Жил и работал, часто просматривал медальон с письмом деда Клауса; сердце ныло; а в ноябре, когда пьяный Кремль рявкнул, что вправит мозг Чечне, он сказал, хочет в армию, чтоб 'спасти своих'... Влезли в Грозный, где и попались. Ночью он выбрался с офицером-старлеем; прочих порезали. Он участвовал в паре рейдов, снова попался, но был отпущен в качестве 'Кнорре' - как внук того, кого в прошлом ждала Чечня избавителем. Офицер, им спасённый, сын генерала, был благодарен, свёз в Подмосковье, спрашивал, чем ещё помочь. Антикварным училищем, знал он (может быть, медальон тот, Клауса-деда, гладкий, серебряный, был причиною?). В девяносто седьмом он уже был оценщиком. Кириенковский кризис подшиб его. Чуть помыкавшись, оказался на Трубной, пусть недоходной, но с перспективами по наплыву мажоров. Он ждал лишь случаев, что потворствуют юности, разве что не любовных: выгодных браков. Он хотел стать self-made'овым, себя сделавшим. Тут вдруг я с моей брáтиной.

- Я решил вскоре вновь в Чечню, - он сказал. - Грозный пал, дальше горы. Взять их пусть трудно, но... В общем, там я найду отца, или выкуплю. Мне проценты - на выкуп. Я напрягусь для вас!

- В Грозном были московские?

- Я из роты южан.

- Черт, хватит вам!.. - Вскрикнув, Шмыгов умолк, поняв: не досуж мой спрос.

- Пленным казнь?

Кнорре-Пáсынков хрустнул длинными пальцами.

- А дойдут до Шароя? - вёл я нелепо. - В этот раз?

- Вы что, жили там?

- Нет, я так.

Шмыгов встрял: - Сын, любезнейший, у фактотума пал в Чечне. Да, судьба... - он вздохнул. - Всё, вещь нам!

- Вы извините, - и Кнорре-Пáсынков подал мне документы. - Пару минут - отснять.

- Для чего? - Шмыгов злился.

- Право на съёмку, это в контракте. Для покупателя. Я не вещи ношу ведь. Фото.

Он вынес снимки: брáтина под юпитером на малиновом бархате и на чёрном; дивна, величественна, горда, как царь. Инкрустировать, сделать крышку - ставь хоть в Алмазный фонд. Шмыгов вытер лоб. Он потел.

- Dear, в банк, - бормотал он.

Пáсынков-Кнорре нам говорил, отпирая дверь: - Притворитесь, типа не в тему и недовольны. Я скажу, было олово с серебром, дрянь, шýшваль, и вы скандалили... Держим в тайне. Ок? Вы ведь шанс мой; батю мне выкупить... Что сказать хочу? У вас ценности. Спрячьте в банк; затаитесь. Также ваш друг пускай. (Шмыгов хмыкнул). И - заключение, что я дал вам, письма и копии вам заверить бы. Там нотариус... у метро он. Ну, для свидетельства, что владелец - Квашнин, вы... Я позвоню вам.

- Мне! - бросил Шмыгов.

- Да. Извините. - Юноша глянул сверху на Шмыгова. - Да, конечно же... А ещё, извините, все мы не вечные. Завещание, что - куда вашу братину и её документы, кто ваш наследник. Не поскупитесь. Это для вас же. Ну, мы на связи. - Он распахнул дверь.

- Гляньте-ка! - начал Шмыгов для зала. - Он мне: подделка?! Лавочка, не салон... Нет ценности?! Дилетанты! Завтра же выставим на Тверской!!

Мы вышли, он прекратил играть.