Читаем Русология (СИ) полностью

Я изрек: - Срок убить словá. В том моя нужда и твоя, если хочешь стать бóльшим. Ты убивал для слов, ну и?.. Вот что сказать хочу, отчего и поездка. Всё поймёшь в Квасовке... Ты убьёшь ведь по библии? - вёл я. - По директиве? Так положили вы про Закваскина? Чтоб спасти свои сикли?

Он улыбнулся. - Жить хочу. А Закваскин мешает...

- Марка, в семантике мы суть быть, - я встрял. - Жить иное. Быть - гнить под логосом. Кто в нём ценится? Лишь набравшийся слов, идейщины. Человек, мол, скоп фраз всего, так что в войнах, мол, погибают идеи, вовсе не плоть... Врёт логос! Слово нельзя убить, мучат плоть всегда. О, здесь ход извратить плоть! - так, чтоб остались только идеи. Войны-де - затмевание прогрессивной идеей тьмы безыдейщины; в ком идей мало - дрянь-де... Чувствуешь, что идёт казнь жизни ради понятий?.. Думаешь, ты убьёшь? Нет, словá убьют. Что убьют они? Плоть. Безвинную. А как надо бы? Ненамеренно, не в честь слов убить. Вот как вздох - и немедленно чья-то гибель, непредумышленная, бессмыслая, катаклизмы природы. Так - сразишь слово, а жизнь обминешь. Ибо убийства нет вне понятий. В слове есть 'не убий' и 'смерть' как понятия, а без слов мы не знаем их, точно в мгле первозданного, когда был только хаос... Брат - он бы смог убить вовне смыслов. Вспомни: Раскольников Достоевского - Родион ведь? Брат ему тёзка. Первый теории практикует в той плоти, коя бессмысленна, безыдейна, как он считает, и тем пользительна, что, убив, он отточится смыслами. И орудие ведь - топор был, то, чем эдем разъят, чтоб из ДОННОГО, из его вечной радости, так что не было нужд в словах, стали боль, страх и зло с добром. Был Адам пресчастливейший - стали каины, шлюхи, дворники, генералы, канты и критики. Был я всё - а теперь я Аврам, а вон тот не Аврам... Ишь, топор... - я поёрзал. - Хрясь!.. Родион Квашнин не топор бы взял... Не топор и не нож, ни кольт. - Я уставился за стекло на трассу, с коей слетели в яму кювета. - Истинно бы убил брат.

- Зверем, наверное, - Марка выдал, - убил бы?

- Чушь! - исступился я. - Вечный довод: тёмный инстинкт, мол... Зверь - не начальное, Марка! умысел, как и всё остальное! Это Исайя, древний пророк ваш, знал, чая коз и львов 'вместе' и чтоб 'дитя к змее', как в раю. Зверь умышлен, и он плод логоса. Родион бы... Как одолеть вне слов... не взрывчаткой, не кольтом... это искусственность, а нам нужно естественно... - Я поймал свой вид в зеркале: тьма глазниц, желть в лице и щетина... Я не узнал себя. Дни назад, помню, брился и узнавал себя. В малый срок рак не мог изменить так. Знать, словоборчество?! Бог во мне, то есть, дохнет и обнажается архетипность? русский - ха! - человек, как он будет лет через двести?.. Либо я выжрат всё-таки логосом?.. Но два месяца обещалось мне, до черёмухи... Марка - вот беда! - вдруг вменит мне психоз и - в клинику... Но тогда бог за Шмыговым, девкой, прочими, и Магнатиком в том числе, вкрался в Марку, чтоб доконать меня, где я бед не ждал?! Марка мне будто Ника: им я открыт весь. Я с ним одно почти... Может, мне с ним как с девочкой сублимировать? то есть ре-сублимировать из 'сего мира' в рай?

Значит, слово в нём? А я выдался. Мне б молчать и побриться, как перед Трубной; я туда влёк лишь брáтину; а теперь я здесь с истиной, что важней... Как спасти её? Обшутить всё? Дескать, всё шуточки? А не то, если он вполне слово, можно ведь в Квасовке не помочь, но... В зеркале видел я глаз мой с адовым блеском... Вдруг логос всё во мне свёл в слова и я думаю, что воюю, - сам же невольник?.. Я, опустив стекло, взял близ снег и приткнул ко лбу. Притворюсь-ка я нормой.

- Марка, - соврал я, - смерть Родиона... температурю... Это всё нервы...

Он наблюдал меня, а в окно веял ветер.

- Вымазан. Есть платок? Нá!

Я вытерся.

- Что с тобой? - начал он. - Я, Квас, мысль держал, что в отчаяньи, с горя, ты ищешь новое. Я счёл 'донное' фразой: срыв в метафизику, что понятно, если кто мается. Но буддист, христианин, прочие, все с одним: с 'не убий' и 'смирись'. У тебя же лишь 'донное'... В чём оно? где пути к нему? Мы условны и... - он достал коньяк. - Я тревожусь. Я не философ, мне бы не спятить от паранойи... - Он держал в пальцах вечный свой 'Кэмел', в левой - бутылочку. - Про диагноз твой знаю, это трагично. Но всё же речь твоя... - Он глотнул коньяк. - Ты что, духом пал? Помнишь: 'только любовь'? Love! Верочка - слышал? Знай, была в Чапово и тебя там искала... В общем, за нас, друг! - Он тряс бутылочкой.

- Там мой первенец... ты ведь знал его?.. Мне был сикль нужней!! - я взорвался внезапно и против воли. - Ты лейтенантика, а я - сына!! Сомнамбулически! Тренд такой? Богатейте! Всем миллионы!! Русский Клондайк, горячка!! Мог спасти, но не стал. Ибо с сиклем ты есмь, без него тебя нет... Лейтмотив этот пакостный...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Грани
Грани

Стать бизнесменом легко. Куда тяжелее угодить самому придирчивому клиенту и не остаться при этом в убытке. Не трудно найти себе новый дом, труднее избавиться от опасного соседства. Просто обижаться на родных, но очень сложно принять и полюбить их такими, какие они есть. Элементарно читать заклинания и взывать к помощи богов, но другое дело – расхлебывать последствия своей недальновидности. Легко мечтать о красивой свадьбе и счастливой супружеской жизни, но что делать, если муж бросает тебя на следующее утро?..Но ни боги, ни демоны, ни злодеи и даже нежить не сможет остановить того, кто верно следует своей цели и любит жизнь!

Анастасия Александровна Белоногова , Валентин Дмитриев , Виктория Кошелева , Дмитрий Лоскутов , Марина Ламар

Фантастика / Приключения / Разное / Морские приключения / Юмористическая фантастика
Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Идеи и интеллектуалы в потоке истории

Новая книга проф. Н.С.Розова включает очерки с широким тематическим разнообразием: платонизм и социологизм в онтологии научного знания, роль идей в социально-историческом развитии, механизмы эволюции интеллектуальных институтов, причины стагнации философии и история попыток «отмены философии», философский анализ феномена мечты, драма отношений философии и политики в истории России, роль интеллектуалов в периоды реакции и трудности этического выбора, обвинения и оправдания геополитики как науки, академическая реформа и ценности науки, будущее университетов, преподавание отечественной истории, будущее мировой философии, размышление о смысле истории как о перманентном испытании, преодоление дилеммы «провинциализма» и «туземства» в российской философии и социальном познании. Пестрые темы объединяет сочетание философского и макросоциологического подходов: при рассмотрении каждой проблемы выявляются глубинные основания высказываний, проводится рассуждение на отвлеченном, принципиальном уровне, которое дополняется анализом исторических трендов и закономерностей развития, проясняющих суть дела. В книге используются и развиваются идеи прежних работ проф. Н. С. Розова, от построения концептуального аппарата социальных наук, выявления глобальных мегатенденций мирового развития («Структура цивилизации и тенденции мирового развития» 1992), ценностных оснований разрешения глобальных проблем, международных конфликтов, образования («Философия гуманитарного образования» 1993; «Ценности в проблемном мире» 1998) до концепций онтологии и структуры истории, методологии макросоциологического анализа («Философия и теория истории. Пролегомены» 2002, «Историческая макросоциология: методология и методы» 2009; «Колея и перевал: макросоциологические основания стратегий России в XXI веке» 2011). Книга предназначена для интеллектуалов, прежде всего, для философов, социологов, политологов, историков, для исследователей и преподавателей, для аспирантов и студентов, для всех заинтересованных в рациональном анализе исторических закономерностей и перспектив развития важнейших интеллектуальных институтов — философии, науки и образования — в наступившей тревожной эпохе турбулентности

Николай Сергеевич Розов

История / Философия / Обществознание / Разное / Образование и наука / Без Жанра
Святой
Святой

Известнейшая Госпожа Манхэттена, Нора Сатерлин, когда-то была просто девчонкой по имени Элеонор... Для этой зеленоглазой бунтарки не существовало правил, которые она не стремилась бы нарушить. Её угнетал фанатизм матери и жесткие ограничения католической школы, поэтому однажды она заявила, что никогда больше ноги её в церкви не будет. Но единственный взгляд на магнетически прекрасного Отца Маркуса Стернса - Сорена для нее и только для нее - и его достойный вожделения итальянский мотоцикл, были сродни Богоявлению. Элеонор в плену противоречивых чувств - даже она понимает, что неправильно любить священника. Но одна ужасная ошибка чуть не стоила девушке всего, и спас её никто иной, как Сорен. И когда Элеонор клянется отблагодарить его полной покорностью, целый мир открывает перед ней свои невероятные секреты, которые изменят все. Опасность может быть управляемой, а боль - желанной. Все только начинается...

Александр Филиппович Плонский , Андрей Кривошапко , Рюноскэ Акутагава , Тиффани Райз , Э. М. Сноу

Современные любовные романы / Классическая проза / Космическая фантастика / Эротика / Разное / Зарубежные любовные романы / Романы / Эро литература / Без Жанра