Русология (СИ)

В дверь звонок. Преминув (во мне логика рвётся) остерегаться, я, сочтя что - Магнатик, чтоб в туалет; забыв всё, хоть Шмыгов только что исступлялся, я отворил дверь. Не было ни Магнатика, ни каких-либо урок и ни других убийц. Только - Анечка. Я признал по ногам - стройным длинным субтильным, стянутым джинсами, под которыми бутсы толстой подошвы, этакий их апломб (доводят, что, мол, устойчивы в свистоплясе реальности?). Голова её висла, но вдруг хихикнула, голубые глаза расплылись, губы кривились пьяной издёвкой.

- Пайи Михайиить... - Она сверзилась в дверь. - Каккого!!! - вздумала в крик, но сникла: - Здастуйте, бáбука! Венерика Сегреевна! Васс - люблю!.. Охх, люблю!! Обнимашшечки?

Я теснил её в кухню, мысля, что глоссолалия превратит её речь в невнятицу и она не откроет, что я сказал ей, помню, про первенца. Ника шла к нам. Анечку я ткнул в угол (где два часа назад гость из Тулы пил пиалý с 'корнями', а после водку), сам же в заслон стоял, чтобы смысл её речи гас во мне, не прорвавшись до Ники. Судорогой рвало горло.

Анечка спела: - Бáбука! Вы хо-óшая!

Вякнет - в лоб её. Се ещё одна, в ком словá теперь не учить меня, а - судить пришли. Словоборчество в рукопашную? Я готов был с плеча рубить. Хвор да хил, но кулак всё ж квашнинский!

Гостья зевнула. - Зáете?.. Чё он нам, Вереника Сегревна? Он нам всё себя?! - Она с грохотом встала. - Пáел Михайии, да какое вы ппáво! Зáете, от кого бы другого!.. Ссделали? Ну и... Лучче с Ахматом мне... Это мáмока, жаллко, вам доверялла и разовáривала, как вы что человек... Вы óрботень! Врал нам: денюх дам!.. Вместо Мити?.. Денюхх вы накоппили?! - Гостья свалилась.

Я её поднял.

- Что с ней? - Ника спросила.

- Здессь я! - дёрнулась Анечка.

Я почувствовал, что-то близится, - по тому, как она замерла и обвисла вдруг и руками и волосом, чтоб, собрав и вместив в поворот к нам все свои силы, пакостно выдать: - Этот вот óбротень Митю сдалл! Он сберёк свои деньгги! Он ссэкономил, мне ддаёт... Не хочу... Я... я всё сскажу! Он молчал. А мы Митю спассли бы... Я... в ттуулет я!! Где у васс?

На бедре потеплело; я потащил её, под вытьё, что 'пи-пи я ссучайно', в ванную. А потом я отвёз её, хотя чувствовал, что естественней призреть на ночь. Но я отвёз её в старой 'ниве'. Логос, кой сбила в ней тихая, мне союзная плоть, ожить мог, и я увёз его. Всё же тень он оставил, чуялось в Нике, шившей сашé: видно, новое будет эхом визита. Значились 'Зубки Мити', 'Крымское лето', 'Моцарт', 'Весть об Антоне'. Были не радостные и горькие. Эта будет - 'Скандал'? 'Бред Анечки'? Вспомнив Шмыгова, про совет его, я побрёл глянуть дверь. Закрыта... Что же со Шмыговым? У него была девочка, он сболтнул спьяна?.. Впрочем, пьян был он с Трубной, после оправился; но опять нетрезв. Поражённый, что мой антик так дорог, он стал терзаться, что не ценил вещь раньше, но свелось к девочке, кою он, мол, имел: Джейн, Сью - без разницы. С нею 'рай', восклицал он... Я рвался в рай, но с Никой. Не получилось... В чём же причина? Шмыгов мне дал понять: не невинная! Хоть в ней много от рая, но в ней и словь сидит; сублимирует не столь бурно, не как невинная, каковая сама ещё там вполне, куда тщусь я с порченной женщиной... Значит, есть-таки путь в Пролог? Но нет девочки?.. Будет! Надо лишь - чтоб не секс был, но сублимация. Неудача - конец мне. Non repetatur ! Не для растления.

А растление ль? Сказано 'без закона грех мёртв' ап. Павлом. И Достоевский с душкой Набоковым в ажитации от запретных чувств настрочили по книжке... Нет, не растление. Ибо нет греха вовне слов, трактовавших поступки грешными или чистыми, исходя из словесных нужд исключительно. 'Без закона грех мёртв'. На девственность сколь ни лги - невинная. Все табý - прятать истину... То есть выгодно логосу, дабы всем не сбежать в Пролог через девственных? Но я нынче нашёл путь и не замедлю. Главное - быть вне смыслов, чтоб не потворствовать пущей словности... Ты 'семи с половиною лет' убил, всплыло...