- Ты... - Магнатик полез рукой в свою кóжанку; вынув, дал курить и оратору с братом в тряские пальцы. - Ты, Толян, ерунду несёшь. А чеченов не трогай; не виноваты, что вы лакаете спирт и шалые. Я соляру зачем жёг, трассу рыл? Чтобы скот возить. Мне кредит в банк выплачивать. А чего мне с обосранных животин некормленных? Где в них вес? Что, с хвостов их гавно сдавать, пьянь Толян?
Тот скривился, пыхая дымом. Брат, помоложе, выдохнул с кашлем:
- Вымоем. Всё акей, ёп!
- Хватит врать, поговаривай... - отряхнулся Магнатик и предложил: - Идём.
Обходя грязь и лужи, мешанные мочой, от трактора повернули к веранде, сгнившей, скрипевшей, и, наклоняясь под притолками, вступили в нутрь, освещённую лампой и тусклым светом в стёклах окошек. Пол был некрашен, с грязью и тёмен. У безоконной стены, у тыльной, - древняя закопчённая печь, близ - длинный, в объедках, с рваной клеёнкой, стол между лавок; а на бревенчатых стенах - полки с тарелками, крýжками и пакетами круп. Кровати - ржавая под окном, а новая возле печки. Запах от курева, от объедков, ношеного белья был кисл.
- Вонища... - дёрнул Магнатик ветхую форточку, взял бутылку из-под кровати; медленным, но единым движением сдвинув хлам на столе, лил в ёмкости и садился. - Ну, Пал Михалыч, брат, - пить давай!
Я ввернул садясь:
- Прошлый год тебя не было. Неожиданно.
- Что тут вдруг Битюков?
- Нет, что хлев теперь на красивой усадьбе.
- Мне, брат, твою бы! - Он, сказав, махом влил в себя порцию, захрустел огурцом, продолжив: - Лиственки на твоей на усадьбе - с детства их видел. Ты там не жил тогда. Жили эти, Закваскины. Место ладное, мне такое бы... А тут шанс: на вот этой усадьбе бабка преставилась, сын уехал; дедик остался, хворый, ледащий. Я его - в дом призрения. Не обидел, нет... Я большой, но я в жизнь не обижу... - Он затянулся дымом окурка: - Мне, малый, Бог даёт. Время тяжкое, после кризиса и богатые: были - нет. А я есть. И моё со мной. Видел тракторы? Все мои! Хоть не новые, а моторчики... Ты бычков моих видел? Я тут барон мясной, с властью в дружбе. Брат, я жизнь знаю! - Он помолчал. - Бычки, считай, все на вывод. Мясо я в деревнях беру, весь район мой. Глянь: Красногорье, дальше Мансарово, Ушаково, Липки те ж, да Щепотьево, да Камынино, да Лачиново, да Рахманово. Ежжу в 'нивке' - 'нивка' точь-в-точь твоя, только красная, почему я и снял детальки. Надо бы номер за нарушение пэдэде снять, а, Пал Михалыч? Выпей-ка! - Он глотнул пару кружек, и его щёки быстро набрякли. - Я ведь, брат, тут Магнатиком прозван! Всех в Флавске знаю; в сауны ходим... Весело! А кем был? Был никем! У меня в Флавске дом какой! А квартира? Дочери в Туле сделал трёхкомнатку. В мае всё распашу под корм. А дорогу закрою, так как моя земля! - посмеялся он. - Будешь ездить над поймой в ваши угодья... Думаешь, у меня только 'нивка'? Нет, и 'фордяк' есть. 'Нивка' - для сёл мне, для бездорожья... Этот год - в Крым махну. Крым люблю; мы оттуда. Я ведь мансаровский, Пал Михалыч, я народился тут... У меня жизнь ого! Глотни... Мне за сорок, стаж тридцать пять, брат. И хоть не пьяница, а вот праздную. Хорошо мне. Спрашивай, коль нужда есть!
Он считал, что - мансаровский. Он родился там, жил во Флавске. В солнечном детстве звался 'Петрушей'. Родичи маялись, что такой богатыристый шкет ленивый. Школу закончил с двоек на тройки. Начал в ГАИ, внушительно помавал жезлóм. Переехал в Норильск (год службы считался зá два); стал зам. начальника. Государство шло к рвачеству, воровству и грабительству, вникнув в Рóзанова, в ту мысль его, что в России вся собственность возникает из 'выпросил', 'подарил' и 'украл'... Последовал путчик, Ельцин с реформой. Дух ГАИ рушился. Он сошёлся с напарником в криминальном занятии: выследив брошенные авто, сбывали. Ставши начальником, он сей бизнес расширил, так как вдруг понял: больше имеешь - больше почёта. В ходе деструкции госструктур, в вакханалиях регистрации ТОО с их развалом, он прибрал скреперы, экскаваторы, краны - вескую, но ненужную в те поры ещё технику; оформляли всё в собственность фирмы 'Доблесть', распродавали, вкладывая 'нал' в водку. Он стоил долларов тысяч двести или чуть больше, и на него в Москву ушла кляуза. Он уволился и мотнул во Флавск. Присмотрелся. Флавск этот - голые да распаханные всхолмления. С ликвидацией коллективных хозяйств (колхозов) пашни дичали. Брать молоко? Трат много, сложностей масса: тара, стерильность, рефрижераторы и объёмы при малых ценах. То есть скот выгодней. Он объездил окрестности, сладил базу, выискал рынки, с флавским чиновником учредил ЗАО 'Мясосбытчина' - и в момент стал король по мясу; брал мясо дёшево, сбывал дорого. Он взял в собственность поле, чтобы откармливать скот двух ферм (в Мансарово и в Лачиново); запланировал сыродельню. Звался 'Магнатиком', так как флавские бонзы главными почитали себя (магнаты-де, а он типа магнатик); он развлекал их: плотничал, строил, сам стоял за прилавком. Так ему нравилось.
Он спросил, чем живу. Я ответил: коммерцией; кандидат наук от лингвистики, пару книг издал и приехал вот в 'родовое поместье'.