Провиантом прибывших русских снабжали со складов французской армии. Некая часть снабжения осуществлялась стараниями американского и французского Красного Креста. Со временем количество французских пайков и их размеры начали сокращаться, а ассортимент — ухудшаться. Сокращение ударило по личному составу эскадры. Его тоже пришлось уменьшать: к январю 1922 г. — до 1500, а к лету того же года — до 500–550 человек. Это означало перевод на берег многих моряков и ухудшение снабжения офицерских семей.
Списание на берег влекло за собой нехватку жилья. Проблема эта вскоре проявилась со всей остротой. Тогда в плавучее общежитие быстро переоборудовали бывший броненосец «Георгий Победоносец», где поселили семейных моряков. Как вспоминают участники событий, флотские острословы тут же окрестили броненосец «бабаносцем». Остальных разместили в лагерях, оборудованных под Бизертой и с самого начала предназначенных для гражданских беженцев. Со временем русские землячества возникли в разных местах — в самой столице протектората, г. Тунисе, в Сусе, Сфаксе, Гафсе, на рудниках, в сельских районах и даже в далеких южных оазисах на границе с Сахарой. В Тунисе на каждой улице можно было услышать русскую речь.
О жизни и быте обитателей лагерей сохранились яркие свидетельства. Возьмем наиболее известный из лагерей — Сфаят, в котором поначалу размещались семьи многих преподавателей и офицеров-воспитателей Морского корпуса (сам корпус располагался в одном километре от лагеря). В Сфаяте были возведены деревянные бараки под черепичными крышами. Семейным выделялись отдельные комнаты. Одинокие жили в помещениях казарменного типа, где каждая койка отделялась от другой занавесями из одеял. Женщины не только шили обмундирование для гардемаринов и кадетов, но и ради заработка выполняли заказы французских интендантов. Мужчины в свободное от службы время тачали сапоги. Для дополнения продовольственных ресурсов Морского корпуса было создано подсобное хозяйство; в нем разводили птицу, свиней, коз, кроликов. В лагере имелась своя столовая, больница на 40 коек, гостиница, скорее ночлежка, богадельня и нечто вроде приюта для временных безработных. Позже были созданы мастерские — пошивочная, плотницкая, кустарных художественных изделий, а также мыловарня и прачечная. Располагал лагерь и собственным магазином, торговавшим всем понемногу. Со временем в Сфаяте была открыта библиотека с книгами, журналами, газетами преимущественно на русском языке.
Остававшиеся на кораблях моряки продолжали нести свою, теперь вдвойне нелегкую, службу. Надо было содержать в порядке вооружение, механизмы, машины; зачастую это приходилось делать офицерам, ибо моряков не хватало. Надлежало проводить учения по боевой подготовке, осуществлять текущий и с помощью французов, доковый ремонт. Многое зависело от организации досуга моряков. В новых, непривычных условиях, вдали от родных мест проще простого было опуститься, спиться от тоски. Вот почему всячески поощрялись различного рода кружки, занятия спортом, чтение.
Для молодых офицеров командование организовало учебу. Функционировали артиллерийский класс, класс судовождения, подводного плавания. Особое внимание уделялось Морскому корпусу, в полном составе эвакуированному из Севастополя. Новый директор корпуса вице-адмирал А. М. Герасимов (он сменил на этом посту вице-адмирала С. Н. Ворожейкина) добился от властей выделения учебных помещений на берегу, в бывших казармах форта Джебель-Кебир (по-арабски — «Большая гора»; иногда его называют кратко — Эль-Кебир). В 1921–1922 гг. в корпусе обучались 235 гардемаринов и 110 кадетов. В штат преподавателей и офицеров-воспитателей входили 60 человек; обслуживающий персонал насчитывал 40 человек. С января 1921 г. по май 1925 г. корпус осуществил пять выпусков морских офицеров. Почти лишенный средств и учебных пособий, корпус, по мнению первоисследователей проблемы, сохранял в юношах веру, дисциплину и чувство долга.
Параллельно с сокращением личного состава эскадры упразднялись роты гардемаринов, заканчивавших курс обучения. К маю 1925 г. таких рот в Джебель-Кебире вообще не осталось. Большинство бывших гардемаринов уехало в Европу — во Францию, в Бельгию, Чехословакию. Некоторые из них были приняты на службу в ВМС Франции, а также Югославии. Повезло и тем, кому предоставили возможность продолжать учебу как стипендиатам. Так, 26 гардемаринов выпуска 1922 г. были приняты на математический факультет Сорбонны (Париж).