«Щирый украинец В. Жаботинский, кладущий в свой портфель претензий и защиту европейского национализма, заявляет не без апломба, что „национальная проблема должна занять отныне свое место во главе, в центре, на первом плане российской политической жизни“. Для южнорусского населения восточная фантазия этого публициста рисует целую демократическую идиллию. Мужик, по убеждению г. Жаботинского, все перенесет, все переживет, всех перепрет (переспорит) и постепенно, шаг за шагом, но неудержимо и непобедимо пролезет в города, и то, что теперь считается мужичьим языком, будет в городах через два поколения языком газет, театров, вывесок – и еще больше».
«Оставляя в стороне вопрос о 98 языках, попытаемся взвесить шансы южнорусского сепаратизма (украинского движения).
Движение это за последние 20–25 лет росло в России по мере снятия ограничений с малорусского печатного слова; в последние 6–7 лет, благодаря малой осведомленности правительства и широких кругов русского общества с сущностью этого движения, с его тактикой и (выражаясь термином проф. Грушевского) „дипломатикой“, оно успело принять довольно значительные размеры и вьет свои гнезда в некоторых сельских школах и кооперативах, в земствах и муниципалитетах, под сенью храмов веры и храмов науки».
«По словам польского историка А. Яблоновского, „после татарского разгрома (1482 год) элемент кривичский и родств. племен, по нынешнему белорусский, начал сильно напирать, наплывать на Юг, где он растворялся в малорусском элементе“. Наплыв этот с течением времени рос, переваривание пришельцев южанами становилось более медленным, и тот же историк констатирует, что „в половине XVI века области нижнего Днепра (dolongo Dniepru), даже за Черкассами, преобладал элемент белорусский“».
«Украинская партия следит ревнивым оком за судьбой малороссов-переселенцев (эмигрантов). Издания львовской „просвиты“ пророчествуют даже о появлении „новых Украин“ в Сибири.
Наша азиатская колонизация увлекает за Урал действительно много малороссов, образующих иногда на новых местах целые малорусские села. Малороссы оселились преимущественно в Томской губ. и областях: Акмолинской, Тургайской, Приморской и Амурской. В Приморской обл. они составляют 54 % населения, в Амурской даже 80 %. Украинская пресса призывает своих адептов вести в Сибири пропаганду украинства и отмечает проявления этой пропаганды во Владивостоке, Никольске Уссурийском и Хабаровске, где в „Хохлацкой слободке“ роль „сознательных украинцев“ ведется ссыльными. В порыве ажитации или агитации „Вiстник“ предсказывает образование „Дальневосточной Украины у Великого Океана“, а „Рада“ зовет Владивосток „столицей“ этой Украины».
Книга II
Постсоветский реванш губит душу русского человека
И снова жажда лжи
Страстью советской интеллигенции была жажда правды. На самом деле за горбачевской перестройкой ничего не стояло, кроме усталости от советской пропаганды, от примитива марксистско-ленинской государственной идеологии, усталости от этой бесконечной тягомотины рассуждений о «загнивании капитализма» и «преимуществах развитого социализма». И поэтому призыв Солженицына «жить не по лжи» многие из нас воспринимали как освобождение от догм государственной идеологии, как доступ к правде о советской истории, которая на протяжении многих десятилетий находилась под запретом. Но ни мы, жаждущая правды-истины советская интеллигенция, ни наш духовный лидер Александр Солженицын не понимали, что основной источник нашей советской тотальной лжи все же не власть, которая, как нам казалось, не дает нам свободно дышать, а наши собственные русские души. Мы не понимали, что советская система с ее государственным насилием над правдой не просуществовала бы семьдесят лет, если бы не наш глубинный русский страх перед правдой, если бы не наша привычка жить во лжи, радоваться лжи, создавать различного рода красивые мифы. Мы не понимали, не знали в силу нашей советской образованщины, что на самом деле русскому человеку легче умереть с красивой ложью в душе, чем найти в себе мужество и впустить в нее правду о себе и своей стране. Обратите внимание. Никогда не была так крепка всенародная любовь к Сталину, как в наши дни, когда правда о его преступлениях доступна каждому, когда сакрализация вождя и его дел идет снизу, от души, по велению сердца прежде всего новой, молодой России.