Русская Арктика 2050 (сборник)

– Ох ты ж… Широко размахнулись, Михаил Васильевич.

– Однако все известные нам факты сюда укладываются, один к одному.

– «Мученики» – допустим. Но какие ж они «герои»? Мерли по глупости, друг друга ели. Уцелевшие – расстреляны своими ни за что ни про что.

– В рамках западного мировоззрения они – герои.

– И не возразишь.

Прохор замялся, поджал губы, будто подбирая слова, и наконец заговорил:

– Я не верю в эту теорию. Подождите, – жестом он пресек возражения Михайлова. – Повторюсь: я не верю. Но я допускаю, что они могут в нее верить и ей следовать. Представим, что ваша теория вдобавок имеет предсказательную силу… Как они могут убить всех нас, не причинив страданий? Предварительно обездвижив, обезвредив. К примеру, снотворным. Но добавлять снотворное в еду – бессмысленно, ведь команда питается посменно. Да и не думаю, что в экипаж мог затесаться шпион: просматривал личные дела. В общем, следует ожидать газовой атаки. Знаете, а прикажу-ка я раздать респираторы.

Прохор вскочил и уже было открыл дверь, когда обернулся к губернатору.

– А что же нам согласно вашей теории делать?

– Молиться, – пожал плечами Михаил Васильевич.

– То есть выхода нет? – уточнил Прохор.

– Да почему же?.. Вы неправильно понимаете смысл моих слов. Когда я советую молиться, это означает только то, что нужно молиться, и ничто другое. Их обряд… Тьфу!.. Пустое против молитвы.

Прохор кивнул и удалился.

Михаил Васильевич вышел на палубу и чуть не был сбит с ног главным глубоководником.

– Стоило отлучиться!.. – кипел Серегин. – И на тебе!

– Что у вас стряслось, друг мой?

– Инженер с «Чилингарова» сообщил, что когда все перешли на «Ямал» за оружием и хозяйство осталось без присмотра, мой штурман залез в барокамеру и заблокировал люк. Выходить отказывается. Еды себе туда натаскал, подлец! Кладовую выгреб.

Глубоководник широким шагом прошел на ют и по узкому мостику перебрался на научный корабль. Михаил Васильевич едва поспевал за ним. Они спустились на несколько уровней по громыхающим жестью лестницам и очутились в ангаре. Посреди него на балке мостового крана висел титановый эллипсоид, а под ним в полу был вырезан квадрат, оттуда тянуло холодом. Никакого ограждения предусмотрено не было. Губернатор осторожно наступил на рифленый край провала, заглянул: внизу черная вода без единого всплеска. Тогда он стал рассматривать батискаф. Два суставчатых манипулятора. Крюки для размещения дополнительного оборудования. В передней части блестит изучающим глазом маленький иллюминатор. Михайлову стало не по себе, его охватило чувство, будто за ним наблюдали с той стороны, из какого-то другого мира, вроде загробного, посмертного. Титановая капсула вдруг показалась чуждой, почти инопланетной. Бывшему губернатору отчаянно захотелось невозможного: облепить батискаф огромными лопушинами, завернуть километром суровой нитки да и проварить в чане с тонной луковой шелухи, чтобы получилось родное пасхальное яичко, красное, как петушиный гребень, со светлыми оттисками листьев-опахал.

На этом фоне совершенно терялась уложенная на бок металлическая бочка – многоместная декомпрессионная камера. Михаил Васильевич заметил, как в окошке на торце бочки появилось и тут же исчезло лицо.

Тимофей Степанович сразу направился к посту связи, схватил из выемки гарнитуру.

– Петр Ефимович, чего это вы от нас заперлись? – елейным голоском поинтересовался он в микрофон.

– Здравствуйте! – раздался из динамика бодрый голос. – Просто я решил, что здесь уютнее.

– Выходите! У нас погружение через два часа. Нельзя выбиваться из графика.

– Сочувствую, но ничем помочь не могу.

– Выходите! Чего там сидеть? – уговаривал глубоководник, с трудом сдерживая ярость. – Вы меня подводите. Институт подводите. Всю страну!..

– Тимофей Степанович, уважаемый, вы тоже меня поймите. Я умирать не подписывался. А здесь ни одна напасть не достанет. Неделю посижу, а там либо в порт вернемся, либо спасатели подоспеют. Наши, норвежские – без разницы. Без обид, Тимофей Степанович. Нынче каждый сам за себя. Выживаю, как умею.

Глубоководник использовал последний аргумент:

– Вот устрою товарищеский суд: выверну давление так, что у тебя глаза из орбит вылезут!

– Полагаюсь на вашу порядочность, Тимофей Степанович, – сказал штурман.

Глубоководник задохнулся от такой наглости, даже не сразу подобрал слова:

– Ну и времечко пошло!.. Негодяй взывает к порядочности!

– Все, я отключаюсь.

В динамике щелкнуло, воцарилась тишина.

Михайлов заметил, что новоявленный отшельник зашторил оконце в дверце барокамеры.

– Он что же, думает, нахал этакий, без него – никак? – неистовствовал Серегин. – А вот выкуси!.. – Обернувшись к застывшим у пультов техникам, он рявкнул: – Готовьте аппарат! Да-да! У нас график!

Вышколенные помощники засуетилась. Нужно было снарядить капсулу к погружению: заправить дыхательной смесью, сменить использованные гигроскопичные пакеты, подзарядить аккумуляторные батареи и загрузить балластные бункеры.

Тимофей Степанович повернулся на каблуках и обнаружил перед собой изображавшего непреклонность бывшего губернатора.