Русская Армия генерала Врангеля. Бои на Кубани и в Северной Таврии. Том 14

Меня разбудил крик: «Вставайте, мы идем в контратаку!» Мне удалось в первый раз заснуть «по-человечески», клубком свернувшись на большом зеленом сундуке, где сохранялись, по всей вероятности, все сокровища семьи хозяев. Несколькими мгновениями позже мы уже мчались в наших тачанках к Ново-Алексеевке. Справа и слева от дороги валялись кучи чего-то белого. Я сначала не мог понять, что это такое. Но, присмотревшись, я понял, что это были кучи трупов, по 15–20 человек, в одном белье.

Перед нами развернулась освещенная утренним, таким радостным солнцем бесконечная деревня, от горизонта до горизонта, лежащая на небольшой возвышенности и пересеченная широкой улицей. «Пулеметчики, вперед!» – передается команда, и мы карьером занимаем позицию впереди спешенных чеченцев. На мгновение останавливаемся, чтобы выпустить очередь по садам и огородам деревни, которые молчат. В этот момент рой пуль, выпущенных сзади, заставляет нас наклониться к земле… Я оглядываюсь и вижу наших чеченцев, которые на ходу, не целясь, стреляют в направлении деревни. Пули с жужжанием проносятся низко над нашими головами… Что делать? Нужно отдалиться от этих горе-стрелков как можно дальше вперед… Отдаю приказание, и мы мчимся вперед. Но почти в этот же момент – о ужас! – к нам навстречу по широкой улице быстро спускается броневик. У нас нет выбора: пули своих или неприятеля… Мы продолжаем нашу скачку и… вздыхаем свободней: на броневике отчетливо рисуется трехцветный флаг… Это наши! Далеко справа идут наши танки, охватывая село. Мы слезаем с тачанок и осторожно, держа палец на спуске карабинов, идем вдоль молчаливых хат. За нами следуют тачанки с пулеметами.

На площади села генерал П. со своим штабом допрашивает крестьян, у которых квартировал генерал Ревишин со штабом дивизии. Генерал П. благодарит офицеров за контратаку и, обращаясь ко мне, говорит о «лихих действиях пулеметчиков». Понятно, я не сказал ни слова о том, что мужество нам придала из рук вон плохая стрельба наших же чеченцев…

И снова наша дивизия продолжает свою карусель по степи. Мы должны дойти до Днепра и там укрепиться. Красная конница, которую мы преследуем, отходит перед нами почти без боя.

Вот еще несколько оставшихся у меня в памяти эпизодов, связанных со службой в конной дивизии. Ночь, темная, теплая. Приданные сотне чеченцев, мы стоим на бугре или на древней могиле. Сторожевые посты выдвинуты вперед, сзади – мои пулеметы. Печальный опыт наших калмыков не позволяет сомкнуть глаз, и я прохаживаюсь от поста до поста. Всадники спят крепким сном. Когда я делаю замечание одному из них, говоря, что не полагается спать в охранении, то получаю ответ: «Твоя боится – не спишь, моя не боится – спишь, Аллах смотрит!» Что было делать? Хорошо еще, что в таких замечаниях не нуждались мои пулеметчики, бодрствовавшие всю ночь напролет. Утром мы все еще стоим на нашем кургане, а после обеда мы все, без исключения, ясно видим, что в версте от нас какие-то всадники, без сомнения – красные, кружатся на месте, как это делает кавалерия, чтобы не нести потерь от огня противника: шагов десять направо и столько же налево… На всякий случай мы выпускаем две-три очереди, но огонь наш остается без ответа. Посылаем туда казачий разъезд. Видим, как казаки идут к далеким всадникам, сначала осторожно, рысью, а затем – галопом. Приближаются к «противнику», объезжают его и шагом возвращаются к нам: это был всего-навсего массовый мираж, жертвой которого стала целая дивизия…

Следующей ночью мы идем дальше на север. Копыта лошадей обмотаны тряпками, оружие притянуто. Ничего не слышно, ни шагов коней, ни звона стали. Никто не курит и не разговаривает. Всадники, и я в том числе, спят на конях, которые следуют за командиром эскадрона. В тишине мы доходим до растянувшейся на версты деревни, не помню уже какой. Становимся на площади, еще в походном порядке… Не успел еще командир полка отдать какое-либо приказание, как в конце улицы показалась какая-то темная масса. Крик: «Ложись! Огонь, часто начинай!» – и все, в том числе и мои пулеметчики, открыли беспорядочную стрельбу по темной массе, откуда тоже засверкали огоньки выстрелов. Я решил выпустить из моего карабина только 10 патронов, всего у меня было их 20, но на девятом выстреле огонь был прекращен, темная масса впереди исчезла… Влево от меня большой, несуразный белый конь, который только что стоял около меня, теперь лежал убитый, с маленькой дырочкой на правой стороне головы. Так мы пролежали до рассвета, еще с полчаса, когда увидели перед нами около двадцати убитых лошадей и около них невысокого роста красноармейца, целого и невредимого. Это и была та самая дивизия, которую мы преследовали после боя под Ново-Алексеевкой. Она шла без охранения и не ожидала встречи с нами. Несколько минут позже наш пленник уже получил назначение: быть кучером подводы с патронами.