Русская басня

           Когда-то, о весне, зверями
В надсмотрщики Медведь был выбран над ульями,
Хоть можно б выбрать тут другого поверней,
           Затем что к меду Мишка падок,
               Так не было б оглядок;
      Да спрашивай ты толку у зверей!
               Кто к ульям ни просился,
           С отказом отпустили всех,
                       И, как на смех,
               Тут Мишка очутился.
                        Ан вышел грех:
Мой Мишка потаскал весь мед в свою берлогу.
           Узнали, подняли тревогу,
           По форме нарядили суд,
               Отставку Мишке дали
                      И приказали,
Чтоб зиму пролежал в берлоге старый плут.
           Решили, справили, скрепили;
           Но меду все не воротили.
      А Мишенька и ухом не ведет:
Со светом Мишка распрощался,
           В берлогу теплую забрался,
           И лапу с медом там сосет,
           Да у моря погоды ждет.

ЗЕРКАЛО И ОБЕЗЬЯНА

Мартышка, в Зеркале увидя образ свой,
      Тихохонько Медведя толк ногой:
      «Смотри-ка, говорит, кум милый мой!
              Что это там за рожа?
      Какие у нее ужимки и прыжки!
         Я удавилась бы с тоски,
Когда бы на нее хоть чуть была похожа.
              А ведь, признайся, есть
Из кумушек моих таких кривляк пять-шесть:
Я даже их могу по пальцам перечесть».—
      «Чем кумушек считать трудиться,
Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?»—
              Ей Мишка отвечал.
Но Мишенькин совет лишь попусту пропал.

              Таких примеров много в мире:

Не любит узнавать никто себя в сатире.
              Я даже видел то вчера:
Что Климыч на руку нечист, все это знают;
              Про взятки Климычу читают,
А он украдкою кивает на Петра.

КРЕСТЬЯНИН И СМЕРТЬ

Набрав валежнику порой холодной, зимной,
Старик, иссохший весь от нужды и трудов,
Тащился медленно к своей лачужке дымной,
Кряхтя и охая под тяжкой ношей дров.
             Нес, нес он их и утомился,
                   Остановился,
       На землю с плеч спустил дрова долой,
Присел на них, вздохнул и думал сам с собой:
             «Куда я беден, боже мой!
Нуждаюся во всем; к тому ж жена и дети,
       А там подушное, боярщина, оброк...
             И выдался ль когда на свете
       Хотя один мне радостный денек?»
В таком унынии, на свой пеняя рок,
Зовет он Смерть: она у нас не за горами,
                    А за плечами.
                    Явилась вмиг
И говорит: «Зачем ты звал меня, старик?»
       Увидевши ее свирепую осанку,
Едва промолвить мог бедняк, оторопев:
       «Я звал тебя, коль не во гнев,
Чтоб помогла ты мне поднять мою вязанку».

       Из басни сей

       Нам видеть можно,
Что как бывает жить ни тошно,
А умирать еще тошней.

ПОДАГРА И ПАУК