Русская демонология

Такие важные места, конечно же, не оставались без присмотра духа-хозяина. Большой знаток и исследователь русских поверий Д. К. Зеленин писал о них: «По народным представлениям, на гумне живет гуменник, дух двора, которого часто отождествляют с овинником. Русские Лужского уезда Петербургской губернии 14 октября (Покров Пресвятой Богородицы) ставят на току ведро пива и оставляют его там на несколько дней; можно рассматривать это как жертву гуменнику». Ну а как собирался крестьянин хлеб молотить, так должен был обязательно подмести овин, подымить «церковной смолой» — ладаном и попросить разрешения у хозяина начать работы. Как и домового, гуменника или овинника лучше было не видеть. Дело не в том, что он с виду страшный и мог напугать своим косматым видом, — просто примета была плохая. Видеть нельзя, зато можно было ощутить прикосновение: если лапа у гуменника мохнатая, то, значит, и урожай будет, и достаток будет, а если голая рука, то и голодно будет в доме, бедно. Наверное, с тех пор и существует пословица о том, что у кого-то «наверху есть мохнатая рука», что означает — высокое покровительство. Раньше крестьяне говорили просто: «Гуменник мохнат — крестьянин богат». Считалось, что гуменник помогает мужикам: хлеб им прибавляет так, что тот не кончается до следующего урожая, оставалось еще и что на ярмарке продать. Была и еще одна функция у гуменника — он отгонял бродящих призраков…

Рассказывали также о рижной бабе. Вот какой ее увидели однажды новгородцы: «Рижная баба сидит, волосы длинные. Вот сосед пошел однажды, да не вовремя. Там рижница рожать собралась». Мужик как увидал такое дело, так и вышел из риги, прикрыв за собой дверь. Потом, когда в другой раз туда зашел, навстречу ему вышел рижный хозяин и поблагодарил, сказав: «Ты хорошо сделал, что мою жену не тронул, и я тебе ничего не сделаю». А ведь мог и тронуть: прикоснется к человеку рукой и тот ума лишится. Про таких говорили: «тронутый» или «умом тронулся». Рижный мог в отместку и ригу спалить. Как-то раз он осерчал за что-то на мужика, да и сжег у него ригу. Тот отстроился, а рижный опять поджог устроил. Что делать, хлеб надо где-то молотить и хранить! Вновь поставил мужик овин, но стал за ним приглядывать. Видит, а оттуда — дым валит. Кинулся он туда, а там рижный сидит да на костерке рыбу жарит! Схватил его мужик да как начал дубасить! «Ну ты, пусти!» — закричал рижный, насилу вырвался, ушел весь побитый да оцарапанный. А через несколько дней идет одна женщина рано поутру за водой, а рижный ей навстречу и спрашивает: «Живали у мужика, чья рига, кошка?» — «Жива, — отвечает, — да еще семерых котят родила!» — «Эко горе-то, не знал я, что у него кошка да еще и с котятами, — сказал рижный. — Так ты скажи, пожалуйста, мужику, что ригу ту я у него сжег, а больше не буду, полно. Пусть он деньги мои заберет: я под углом риги их зарыл. Хотел я ему опять ригу сжечь, да боле не пойду».

Рижные очень любят котов и кошек и считают, что котята могут родиться только в доме у хорошего человека. А зачем же вредить хорошему человеку?

Женщина все мужику рассказала. Он пошел в ригу, разгреб землю в углу и нашел там закопанный горшок с деньгами. За это он простил рижному поджоги.

Гумно, овин и ригу называли еще иногда шишом, а уж шиш-то — обычное название для «нечистиков», обитающих где угодно: хоть в лесу, хоть в воде, хоть в хозяйственных пристройках. Так их прозвали за высокую прическу конусом, на которую те надевали такой же формы шапку. По распространенным поверьям, нечистые духи, лешие и часто черти имеют спутанные, «всклокоченные шишом» волосы или сужающуюся кверху, клином, голову, носят островерхие шапки. Владимир Иванович Даль о том приводит такие поговорки: «волос шишом стал» или «все люди как люди, один черт в колпаке».

Шишом иногда ругались, говоря: «Шиш тебя возьми!» Шишом также называлась фигура из трех пальцев — кукиш, дуля, которую следовало показать «нечистому», чтобы он отстал. Вместе с тем еще до XVII века на Руси шишами называли шпионов, доносчиков, а также разбойников, бродяг и всякий праздношатающийся и никчемный люд. Никчемный-то никчемный, но в лихие, смутные времена польского нашествия именно эти шиши стали партизанами, защитниками родной земли. Вот как об этом повествует писатель Михаил Моисеев:

«Вечерело. По лесной, запорошенной снегом дороге медленно хромала лошадка, волоча за собою сани да звякая бубенцами. Я укутался теплее в овчину да прикрыл сундук с нажитым добром — мало ль напасть какая.

Чу! Так и есть: дернулись сани — рогатина поперек дороги. И только ямщик испуганно шепнул: «Лихие люди».

— Люди-то мы, верно, лихие, — сказал придорожный сугроб, обернувшись косой сажени в плечах мужчиной. — Да не во зло лихость наша.

— Не по своей, знамо, воле, — сказал ельник, чудом превратившись в старичка со всклокоченными волосьями и бородой да с оглоблей в руках, — оттуда, где солнце уходит в землю, — старичонка махнул в сторону заката, — лихо пришло, на него лихом и ответ.