Русская драматургия ХХ века: хрестоматия

Видите ли, милейший… Ваш прежний доктор, глубоко мною уважаемый Карл Иванович. Ведь он известил вас, что отказывается от вашего лечения? Потому что не видит у вас болезни. (С усмешкой.)Или не смог вывести диагноза. (Вновь серьезно.)Он выслушал консилиум, прежде чем принять решение. Они все как один не нашли у вас никакой болезни. (Ядовито.)Или не нашли ей названия. (Прежним спокойным голосом.)Дело было предложено мне, и я тотчас же согласился. Область моих медицинских интересов – а это душевные болезни – коллегам показалась достаточным основанием, чтобы передать вашу болезнь мне. Я, видите ли, занимаюсь душевнобольными.

Ниоткуда раздался приглушенный голос:

Я не душевнобольной! Где здесь душевные болезни?

Аркадий испугался. Присел на стул со страху. Оглядел комнату, но никого в ней не увидел.

Аркадий. Всякая болезнь есть следствие душевной травмы. Невидимой, разумеется.

Голос. Так уж и всякая? А если, к примеру, кто коленку расшиб?

Аркадий в страхе вертится на стуле, ищет собеседника. Но в комнате – по-прежнему пусто.

Аркадий. Колено расшиб? Г-м… Хороший доктор спросит так – «Зачем ты это сделал?»

Голос. Обнесло. По случайности. Так.

Аркадий (горячо).Не так. Случайностей не бывает. Все от головы. Колено зашиб – значит, сам, не осознавая того, себя наказал.

Изумление невидимки было таково, что он вынужден показаться. Появился он из-под большого круглого стола с зеленой скатертью, с кистями до полу. Край скатерти взлетел, оттуда показался – Илья Ильич Обломов.

Обломов. Наказал? Да за что?

Аркадий. Сделал что-то худое. И сам себя наказал.

Обломов. Я ничего худого не делал.

Аркадий (веско).Всякий человек в чем-нибудь да виноват.

Обломов молчит. Видно, что он согласен.

Позвольте, вы, наверное, что-то обронили? А оно под стол закатилось? Нашлось? Обломов. Нет.

Аркадий. Так, может быть, вам помочь? Обломов. Я ничего не ронял. Ничего не закатилось. Аркадий. А зачем же вы, позвольте спросить, залезли под стол?

Обломов. Япросто так здесь сижу. У меня здесь домик. Аркадий. Что?

Обломов, кряхтя, вылезает из-под стола. Поднимает руки над головой, сделав ладони углом – вид островерхой крыши.

«Я в домике!» Ну, так говорится. Если мы с вами, к примеру, в салочки играем, то нечестно меня салить, если я перед этим сделал так (ладони над головой)и сказал – «я в домике!»

Аркадий (в полной растерянности).Ну…

Обломов. Баранки гну!

Молчание. (Любезно.)Обломов. Илья Ильич. […]

Сцена вторая

На диване лежит Обломов. На нем халат (который мы не успели описать в первой сцене) – из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намека на Европу. Поместительный – можно дважды завернуться в него. Без всяких кистей и без талии, рукава – от пальцев к плечу все шире и шире. Он мягок, гибок, тело не чувствует его на себе, он покоряется любому движению тела. Туфли у Обломова мягкие и широкие.

Когда он, не глядя, опускает ноги с дивана на пол, то непременно попадает в них сразу. Возле него Захар, слуга Обломова. Захар с веником и совком для мусора.[…]

Захар. Вот вы сердились, что письмо затерялось. А Захар его нашел.

Подает письмо Обломову.

Только вы его не читайте! Будете читать, – головка заболит, тошно сделается, кушать не станете. Завтра или послезавтра успеете – не уйдет оно.

Обломов, отмахнувшись, распечатывает письмо.