Русская фантастическая проза XIX - начала XX века

Коротко сказать, при помощи сих ничтожных листов я содержу все в полном смятении, заказываю мятежи на известные дни и часы, ниспровергаю власти, переделываю законы по своему вкусу и самодержавно управляю огромным участком земного шара: Франциею, Англиею, частью Германии, Ост-Индиею, Островами и целою Америкою. Если ваша мрачность желаете видеть на опыте, до какой степени совершенства довел я на земле адское могущество журналистики, да позволено мне будет выписать из Франции, Англии и Баварии пятерых журналистов и учредить здесь, под землею, пять политических газет: ручаюсь моим хвостом, что чрез три месяца такую произведу вам суматоху между проклятыми, что вы будете принуждены объявить весь ад состоящим в осадном положении; вашей же мрачности велю сыграть такую пронзительную серенаду на кастрюлях, котлах, блюдах, волынках и самоварах, – где вам угодно, хоть и под вашею кроватью, – какой ни один член средней середины…»

– Ах ты, негодяй!.. – закричал Сатана громовым голосом и – хлоп! – отвесил ему жестокий щелчок по носу –

щелчок, от которого красноречивый Бубантус, сидящий на колпаке, на конце прутика, поддерживающего флюгер, вдруг стал вертеться на нем с такою быстротою, что, подобно приведенной в движение шпуле, он образовал собою только вид жужжащего, дрожащего, полупрозрачного шара. И он вертелся таким образом целую неделю, делая на своем полюсе по 666 поворотов в минуту, – ибо сила щелчка Сатаны в сравнении с нашими паровыми машинами равна силе 1738 лошадей и одного жеребенка.

– Странное дело, – сказал Сатана визирю своему

Вельзевулу, – как они теперь пишут!.. Читай как угодно, сверху вниз или снизу вверх, классически или романтически: все выйдет та же глупость или дерзость!.. Впрочем, Бубантус добрый злой дух: он служит мне усердно и хорошо искушает; но, живя в обществе журналистов, он сделался немножко либералом, наглым, и забывает должное ко мне благоговение. В наказание пусть его помелет задом… Позови черта словесности к докладу.

* * *

Визирь кивнул рогом, и великий черт словесности явился. Он не похож на других чертей, он черт хорошо воспитанный, хорошего тона, высокий, тонкий, сухощавый, черный – очень черный – и очень бледный: страждает модною болезнию, гастритом, и лицо имеет оправленное в круглую рамку из густых бакенбард. Он носит желтые перчатки, на шее у него белый атласный галстук. Невзирая на присутствие Сатаны, он беззаботно напевал себе сквозь зубы арию из «Фрейшюца39» и хвостом выколачивал такт по полу. Он имел вид франта, и еще ученого франта. С

первого взгляда узнали бы вы в нем романтика. Но он романтик не журнальный, не такой, как Бубантус, а романтик высшего разряда, в четырех томах, с английскою виньеткою.

– Здоров ли ты, черт Точкостав? – сказал ему Сатана.

– !..!!.. Слуга покорнейший…!!!?…!!?! вашей адской мрачности!!!!..!..

– Давно мы с тобой не видались.

– Увы!..!!!..??. ?!..!!!!!!!..! я страдал…!!!.. я жестоко страдал!!!!..!..!..!..? Мрачная влажность проникла в стены души моей, гробовая сырость ее вторгнулась, как измена, в мозг, и мое воображение, вися неподвижно в сем тяжелом, мокром, холодном тумане болезненности, мерцало только светом слабым, бледным, дрожащим, неровно мелькающим, похожим на ужасную улыбку рока, поразившего остротою свою добычу, – оно мерцало светом лампады, внесенной рукою гонимого в убийственный воздух ужаса и смрада, заваленной гниющими трупами и хохочущими остовами…

– Что это значит? – воскликнул изумленный Сатана.

– Это значит??.!!!..?!!!!!.!.! Это значит, что у меня был насморк, – отвечал Точкостав.

– Ах ты, сумасброд! – вскричал царь чертей с нетерпением. – Перестанешь ли ты когда-нибудь или нет морочить меня своим отвратительным пустословием и говорить со мною точками да этими кучами знаков вопросительных

39 Опера немецкого композитора Карла Вебера (1786–1826) «Вольный стрелок».

и восклицательных?. Я уже несколько раз сказывал тебе, что терпеть их не могу, но теперь для вящей безопасности от скуки и рвоты решаюсь принять в отношении к вам общую, великую, государственную меру…

– Что такое?. – спросил встревоженный черт.

– Я отменяю, – продолжал Сатана, – уничтожаю формально и навсегда в моих владениях весь романтизм и весь классицизм, потому что как тот, так и другой – сущая бессмыслица.

– Как же теперь будет?. – спросил нечистый дух словесности. – Каким слогом будем мы разговаривать с вашею мрачностью?.. Мы умеем только говорить классически или романтически.

– А я не хочу знать ни того, ни другого! – примолвил

Сатана с суровым видом. – Оба эти рода смешны, ни с чем несообразны, безвкусны, уродливы, ложны – ложны, как сам черт! Понимаешь ли?. И ежели в том дело, то я сам, моею властию, предпишу вам новый род и новую школу словесности: вперед имеете вы говорить и писать не классически, не романтически, а шарбалаамбарабурически.

– Шарбалаамбарабурически?. – спросил черт.

– Да, шарбалаамбарабурически, – присовокупил Сатана, – то есть писать дельно.