Русская фантастика 2009

— Я не вор, я просто промерз до костей, погреюсь и уйду, — заговорил он снова, трясясь от остаточного холода и от опасения, что его сейчас без церемоний вытолкают на улицу. — Прошу прощения, что вошел без спросу. Я расклейщик афиш из театра на Малиновой площади.

— А я — убоище, — отозвался тонкий, но решительный голосок.

Да, вот так-то, подумал Стефан, понимая, что дальше бороться бесполезно. Так и приходит, как в том старом-престаром анекдоте… Раз уж тебе напророчили встречу с Погибелью — не отвертишься.

Пришибленно уточнил:

— Мое убоище?

— Еще чего! — неожиданно возмутились за тюками. — Я не твоя, а мамина с папой. А будешь маленькую девочку обижать, кирпичом по башке получишь!

Шорох, что-то стукнуло, потом в полосе слабого желтоватого сияния, льющегося из ледяного окна, появилось существо небольших размеров, в меховой шубке и валенках с калошами. Из-под завязанной под подбородком шапочки торчат две косички с огромными бантами. Круглая мордашка сердито насуплена.

Если это человеческий ребенок, ей должно быть лет семь-восемь, а если Погибель — кто ж ее знает…

— Что ты здесь делаешь? — прошептал Стефан.

— Ищу чего-нибудь. Сторож пошел водку пить, а дверь запереть забыл. Сам дурак.

— И что же ты ищешь? Умирающих поэтов?

— Нет, что-нибудь путное. Шарфик или теплую шаль для мамы. Это склад ненужных вещей.

— Значит, я попал по адресу. Нищий поэт, которого отвергла возлюбленная, — самая ненужная на свете вещь.

— Ты, что ли, болеешь или пьяный?

Существо подошло ближе. Стефан увидел, что оно и правда сжимает в шерстяной лапке обломок кирпича.

— Что ж, совершай то, зачем явилась! Тебя ведь недаром называют убоищем?

— Про меня взрослые так говорят. Мы уехали с Ваго-ты, нам здесь негде жить. Нас отовсюду прогоняют: уходите со своим убоищем, ищите друтую квартиру. А я же не нарочно…

— Я тоже не нарочно сказал, что их можно понять, а она сказала, что никогда мне этого не простит. Она попала в странную компанию: хищный кордебалет, лесной демон, который носит рубиновые серьги в виде клинков-полумесяцев, и еще один опасный парень с глазами убийцы. Представляешь, она с ними заодно! Их лорда я не видел, но, по-моему, жуткий тип, иначе быть не может. Он ее у меня украл. Хочешь, я почитаю тебе стихи?

— Хочу! — убоище уселось на тюк напротив и приготовилось слушать. — Я люблю, когда мне читают!

Привкус во рту поганый после грибочков, хоть и была всего щепотка, зато никаких сценических комплексов.

— Весеннее иль зимнее творенье — в твоих глазах волшебные узоры…

Он продекламировал весь цикл, посвященный Эфре, с выражением, с драматическими паузами, пришептывая и подвывая. Благодарная аудитория положила кирпич на пол и после каждого стихотворения хлопала в ладоши, как в театре. Толстые вязаные перчатки приглушали хлопки.

— Здорово! — одобрила она, когда Стефан закончил свое выступление. — Это про меня, ага?

— Нет. Я посвятил эти стихи самой красивой девушке Долгой Земли.

— Так я же самая красивая! Видел мои бантики? У меня еще один под шапкой на голове. Эти белые в красный горошек, а еще есть красные в белый горошек, мы их тоже с собой взяли, и красные с блестящей каемкой…

— Сандра! — донесся с улицы встревоженный женский выкрик. — Сандра, ты где?!

— Я здесь!!! — заверещала обладательница бантиков, так что у Стефана чуть не лопнули барабанные перепонки, и вполголоса добавила: — Это меня мама ищет.

Заскрипел снег под торопливыми шагами, распахнулась дверь, он разглядел на пороге невысокую округлую фигуру.

— Сандра, сейчас же выходи! Ты почему убежала без спросу и зачем сюда забралась?

— Прибарахлиться хотела, — слезая с тюка на пол, буркнула Сандра. — Ты же продала свою шаль, а я тебе другую искала, а там одни польта и штаны.

— Нельзя брать чужое!

— Это не чужое, это ненужное! Так на вывеске написано.

— Мало ли что написано. Эти вещи люди сдают и покупают за деньги. Пойдем-ка отсюда, пока нас не наругали!

Ушли. Так и не использованный по назначению обломок кирпича остался лежать на полу. Стефан понял, что получил отсрочку.

Интересно, его теперь тоже продадут за деньги? Кому-нибудь из претендентов на Весенний престол, чтобы писал политические эпиграммы… Он подтащил тюк с тряпьем поближе к батарее, устроился на мягком, свернулся калачиком.

Из мутного, хотя довольно приятного забытья его вырвало жалостливое бормотание:

— Ой, вещички мои бедные, на полу в пыли валяетесь, не пожалели вас хозяева, отдали в чужие руки… Ничего, сейчас всех вылечу, как новенькие станете! А ты чего тут разлегся?

Открыв глаза, Стефан увидел знакомое бледное лицо с вывернутыми губами и припухлыми веками. Поблескивали в ледяном свете разномастные пуговицы, а концы прозрачного шарфика свисали, точно крылья мертвой стрекозы.

— Вам без шапки не холодно?

— Не о том спрашиваешь, — хихикнула сумасшедшая.

— Что мне угрожает? Где моя погибель?

— Это не одно и то же. — Лепатра снова хихикнула. — Теперь вижу. Тебя по-хорошему предупредили, а ты не послушаешь. Длинные белые волосы. Стекло не разобьется.

— Какое стекло?