Русская фантастика 2010

Единственным ориентиром на его невыразительной физиономии были аккуратно подстриженные усы, лоснившиеся от пота. Время от времени таможенник доставал очередную салфетку, вытирал лицо и, не глядя, бросал влажный белый комочек куда-то под стол, видимо, в мусорник. Но так как лоб и щеки тоже вспотели, то на усы салфетки уже не хватало, и они продолжали поблескивать, словно шерсть мокрого зверька.

На коробке с салфетками было написано «Тропическое утро», но таможенник благоухал пятновыводителем и жареной картошкой с кетчупом. Возможно, под «тропическим утром» подразумевался цвет. Или тактильные ощущения?

— Поня-атно, — пропыхтел таможенник и оценивающе взглянул на меня.

Я вежливо улыбнулся.

— Может быть, достаточно? — не выдержал мой сопровождающий, лейтенант Нортон, полноватый, нервный и заметно расстроенный по причине подпорченного отпуска чиновник. Пусть его отпуск длился три месяца и был, по сути, остатком двухлетней командировки, лейтенант все равно был недоволен, поскольку распланировал каждый свободный день. Надеюсь, он не оставил самое приятное напоследок…

Здесь нет моей вины — я не причина, я объект. Нортону не повезло: из всех, кто находился в тот период в Метрополии, он оказался самым исполнительным и ответственным. И он постоянно жаловался, что положительные качества в который раз сыграли с ним злую шутку.

«Конечно, какому-нибудь обалдую никогда не поручат ничего серьезного! Поэтому обалдуи загорают на пляже, а я!..» — с горечью восклицал он и после паузы косился в мою сторону. Я сдерживался и молчал. Потому что стоило мне открыть рот, я бы не удержался и кинул шутку насчет пляжа.

У меня с этим проблемы — вот как на пропускном пункте.

— На фото у него глаза серые, а так — голубые! — пожаловался таможенник. — И записано, что рост сто восемьдесят пять и четыре десятых, а тут все девяносто!

— Ну, доставайте линейку, будем мерить, — пробормотал я. — Все, что можно. Каждый миллиметр.

Нортон нервно хихикнул и откашлялся. Стоящие рядом охранники переглянулись. Таможенник нахмурился. Я снова улыбнулся.

— Он знает, что здесь написано? — таможенник ткнул в разрешения.

Я знал, куда именно, в какой пункт, и начал воспроизводить — размеренно и без эмоций:

— При малейшей угрозе со стороны модели «A» вы имеете установленное законодательством право отключить модель «A» путем нажатия на предохранительный блок, находящийся на затылочной части черепа модели «A»…

Всякий раз, когда я доходил до этих слов, мне хотелось указать на то место, и левая рука непроизвольно дергалась, но при этом другая сила удерживала руки в прежнем опущенном положении. Поэтому я оставался неподвижным, словно канат, который перетягивают два равных по силе атлета. При этом каждый нерв вибрировал: «Я знаю, где кнопка» — «Я не хочу знать, что она есть».

— Отключение следует производить тремя пальцами путем нажатия на…

— Довольно! — прервал меня Нортон и выразительно посмотрел на таможенника. — Вы слышали? Он знает! Мы можем наконец идти?!

— Почему вы везете его в пассажирском отделении? — опять спросил таможенник.

Объяснение, которое Нортон предъявил в первый раз, было предельно подробным, обстоятельным и понятным для последнего идиота. Упоминался даже двенадцатый подпункт второго параграфа Устава по утилизации, согласно которому контейнер для моей перевозки мог нанести невосполнимый ущерб микроклимату станции.

Похоже, у Нортона актерский талант, если таможня возжелала услышать все то же самое.

Не судьба.

— Не хотел я, чтобы до такого доходило, но если вы настаиваете… — Нортон набрал в легкие побольше воздуха. — Если вы не можете предъявить никаких причин для задержания, дальнейшее задержание будет считаться актом саботажа против деятельности планетарной станции «Урсула-1». Как член комитета по безопасности «Урсулы-1» прошу немедленно пропустить нас на корабль!

— Вы удивительный человек, лейтенант! — признался я, когда мы поднимались по эскалатору, ведущему в пассажирские отсеки. — Понятно, что по инструкции вы должны выкладывать свой козырь только в самый критический момент, но ведь определение такого момента зависит исключительно от вас.

— Зачем ты мне это говоришь? — устало вздохнул он. — Зачем ты вообще разговариваешь? Ничего рационального в твоих шутках нет.

— Ну, поскольку я все-таки еду в пассажирском отсеке как пассажир, неплохо бы вести себя как человек. А люди частенько совершают нерациональные поступки! — ответил я и негромко рассмеялся.

Две девушки, мимо которых мы прошли, громко ахнули и, я уверен, вывернули шеи, чтобы подольше не выпускать меня из вида. Правильно, сзади тоже есть на что полюбоваться!

На фоне лейтенанта Нортона я смотрелся особенно эффектно: высокий, черноволосый, атлетически сложенный, в обтягивающем серо-синем комбинезоне. На моем фоне Нортон был просто толстым, лысым и некрасивым. Не стоило с ним шутить, не стоило…

— Садись у окна, — сердито приказал он, когда мы подошли к своим местам.

Я послушно занял кресло возле иллюминатора, пристегнулся, автоматически пригладил волосы, глядясь в темное стекло словно в зеркало.