Русская фантастика 2012

Миша присмотрелся к фасаду кафе и обнаружил толстенного мохнатого оборотня, заливающего в пасть бурую жидкость.

— Это гаишник, — поправил Сгущенко. — Кофе пьет. — Затем он указал на освещенную фонарями заправку. — А там кто?

— Мужик какой-то машину заправляет. «Жигули», пятая модель, по-моему. Колымага… впрочем, и хозяин побит жизнью. Зато выглядит человеком.

— Значит, со зрением у тебя порядок. Тогда я насчет головы беспокоюсь. Интересно, кем мы видимся окружающим — парочкой кровососов или дуэтом леших?

— Я вижу одного холеного директора и одного полупьяного журналиста.

— Твои бы слова… — Ваня выбросил окурок и постучал носком ботинка по покрышке.

Сели обратно в автомобиль и погнали без остановок.

— Скажи, Вано, а ты веришь в то, что делаешь?

— ???

— В смысле, на работе всегда честен сам с собой?

— Вполне. Журналистика — это товар, он, как и все, продается и покупается. А я вроде как продавец в киоске — смотрю, что лучше берут, и на завтра заказываю больше.

— А как же независимая пресса?

— Бред. Ты представляешь себе независимую колбасу в магазине? Какой у нее вкус, если ей все равно — купят или нет? У нее такой принцип — независимость. Потому валяется до истечения срока годности.

— Но колбаса не умеет врать — она такая, какая есть, а люди…

— Миша, я понимаю, что у тебя был трудный день. Не лезь обывательскими пальцами в пирог с вишенкой. Независимая пресса — это надписи на заборах. Если хочешь прочитать что-то вразумительное, за это нужно платить. — Ваня переключил передачу и притопил в горку. — Твой Тициан, кстати, творил по заказу королей и вельмож, продажный рисовака. Прошло время, оказалось — не так уж плохо творил.

Некоторое время он молча смотрел на дорогу, а потом продолжил:

— Мне тоже иногда мерещится разное. Подчиненные — неандертальцы, способные лишь есть и спать. Заказчики — вообще животные без зачатков мышления, действуют на сформированных деньгами инстинктах и общаются запахами. Даже твой голос по телефону мне пару раз казался кикиморским. Да я порой и сам себе кажусь каким-то пришельцем, смешным с точки зрения землян. Во всяком случае, мой язык они не всегда понимают.

Ломаев покосился на Сгущенко. Тот косо глянул в ответ и скорчил жуткую инопланетную рожу.

Ранним утром въехали в столицу. Солнце вылезло из-за крыш и разминало жаркие лучики, готовясь ударить ими наотмашь к полудню. Машина ехала по не проснувшимся еще улицам, свободным от заторов.

— Куда дальше? — зевая, спросил Ваня.

— К Новому монастырю, — тоже через зевоту ответил Ломаев.

Когда подъехали, разум его окончательно избавился ото сна. Вместо куполов и белокаменных стен Миша увидел громадный деловой центр из стекла и бетона.

— С самого посвящения здесь не был. Когда отгрохать успели?! — удивился Бугай.

— Веке в одиннадцатом. — Ваня не понял, о чем говорит собеседник.

Варсава шел по прохладным коридорам, дивясь стерильной чистоте и изобилию офисной техники. Навстречу в столь ранний час попадалось немного народу — монахи готовились к заутрене. Пробежал какой-то писарь в брюках и рубашке, с ноутбуком под мышкой; встретился один протоиерей среднего звена, в костюме не по погоде; напевая нечто в стиле рэп, мимо развязной походкой прошел молодой дьячок в наушниках-лопухах.

В приемной архиерея прямо за столом спал отец секретарь в мятом итальянском костюме и развязанном галстуке. Видимо, с ночи задержался. Значит, шеф на месте. Варсава взял чистый лист, ручку и быстро начертал заявление об уходе по собственному желанию. Осторожно постучал в кабинет начальника, но все равно разбудил секретаря. Тот вскочил с места и, будто совсем не спал, вклинился между Варсавой и дверью.

— Да что ж меня никуда не пускают уже второй день! — громыхнул иерей.

— Великодушно прошу простить, — секретарь, как мог, показывал, что нужно говорить тише, — но Его Святейшество всю ночь работал с африканскими паломниками, под утро угомонились. Ради бога, зайдите позже.

— Позже не могу, меня машина ждет. — Варсава прижал секретаря к двери.

— Тогда со следующей оказией зайдите, — хрипел секретарь. Руками и ногами он уперся в дверную коробку.

— Пусти!

— Не могу!

В кабинете послышалось шевеление, спорщики замолчали.

— Кто там? — простонал архиерей.

— Благословите, ваше высокопреосвященство! Это я, Варсава!

За дверью раздались шаги, звон, похожий на стук бутылки о стакан, и отрыжка.

— Пусти его! — велел архиерей.

Беспорядок в кабинете напоминал забегаловку после свадьбы — недоеденные блюда, грязная посуда и окурки в тарелках, по полу разбросаны вилки и салфетки. Архиерей Еввул в форме офицера службы безопасности стоял возле окна и целился в восходящее солнце из пистолета.

— Садись, — приказал он и направил пистолет на гостя. Им же показал, куда садиться — за стол. — Выпей с дороги.

— С вашего позволения, владыка, воздержусь.

Еввул пожал плечами и снова отвернулся к окну.

— Насчет аукциона — слышал. Спасибо тебе, все прошло как надо. Только, говорят, начудил ты немного.

— Беда со мной, ваше высокопреосвященство, бесов постоянно вижу. На картину Тициана посмотрел — и началось…