Она сорвалась с места, повисла на шее у священника и даже поцеловала его куда-то в бороду. Теперь-то у нее получится. Обязательно получится. Когда рисуешь, невольно настраиваешься на нужный лад, и страхи уходят сами собой, остается уверенность, точность и понимание, которое живет в запястьях и на кончиках пальцев.
– Николай, нам надо поговорить.
– Разумеется, сын мой. Я выслушаю тебя.
– Катя и Зоя пусть тоже послушают.
– Ну, пусть. Что-то случилось?
– В колонии знают, что мы пошли к тоннелю. Если я не вернусь, один или с охраной, нас будут искать. А маршрут им известен.
Евгений Глебович замолчал и попытался сесть повыше. Чтобы лучше всех видеть. Кэт поспешила ему помочь, поправила набитые тряпьем мешки, которые служат в убежище подушками.
– Только сегодня об этом подумал… я для них слишком ценное приобретение, чтобы бросить и забыть.
– Колония? – Сойка привычно забралась на кровать, в ноги, где она точно не повредит раненому.
– Раньше это была военная часть. Название, кажется, придумали позже. Часть вывели перед самой эвакуацией, остались казармы, склады. Успели увезти только оружие и боеприпасы. Но кое-кто из гражданских знал, где это. Место в стороне от города, удобное для обороны. Только-только был заключен мирный договор, начался вывод войск… демонстрации… вы же помните, как это было? Люди думали, что их бросают…
Ни Сойки, ни Кэт тогда еще не было, и помнить им было нечего. Но обе молчали. Они могли представить, как это было. По рассказам взрослых, по тому, что война оставила от города.
– Тоннель работает стабильно до четырех часов. Потом нужна подстройка. А мы работали на выход не отдыхая, несколько суток. Потом случилось то, что и должно было: система начала сбоить. Конечно, большая часть населения успела уйти. Но многие не захотели. Кто-то был уверен, что кризис ненадолго и скоро все наладится. Правительство сектора закрылось в горных бункерах… но это все лирика. В тогдашней неразберихе появились банды. Лохмачи, мародеры… сейчас это только эхо того, что тогда творилось.
– Как мы их гнали от депо… – мечтательно вздохнул отец Николай. – Такая была драка…
Евгений Глебович даже не улыбнулся.
– Моего напарника убили. Хотели, чтобы он настроил тоннель для какого-то бывшего воротилы, который не успел к общей эвакуации. Или не захотел – вместе-то с толпой. Я и сбежал тогда. Дезертировал, если формально смотреть.
Он помолчал, хмурясь. Глядел в стену. Его не перебивали.
– В общем, «колония» – это остатки одной из самых… организованных, что ли… банд в округе.
– Вы могли от них сбежать, – сказала Сойка.
Евгений Глебович посмотрел прямо в глаза священнику. И ответил ему, а не девочке:
– Я один из них.
– Уверен? – печально переспросил тот.
Помолчал и добавил:
– Выбор есть всегда. Бог всегда оставляет нам шанс. Главное – его разглядеть…
Кэт вдруг увидела. Всего на мгновение, на секунду, но увидела Евгения Глебовича правильно. Падали лучи жгучего пламени на мертвую землю, гудело небо, гарью пах воздух… а он совсем не отличался от себя настоящего. Только выглядел моложе, и ноги у него были здоровы. А вместо револьвера у него был почему-то меч. Длинный, прямой, простых строгих линий. В видении Евгений Глебович стоял, чуть опустив голову, изготовившись отбивать атаку каких-то неведомых, скрытых душной тьмой тварей… она прикусила губу и потянулась к бумаге, чтобы не упустить момент. Потом он не повторится.
Отец Николай чуть улыбнулся, проследив за ней взглядом. А Евгений Глебович сказал:
– Если я правильно понимаю ситуацию, вам надо уходить отсюда. Они будут искать. Обязательно будут… и скоро. Дня два… может, три. Вот такие дела.
– Можно вернуться в центр, – неуверенно сказал отец Николай. – Там, правда, воды нет. Но зимой снег будет. Даст бог, продержимся.
– А как же Вик? – тихо спросила Сойка.
Священник едва заметно покачал головой:
– Два дня – это много. Мы его найдем.
– Нет. Вам надо идти к тоннелю. Это далеко, но оно того стоит. Я расскажу, как его настроить. Это лучше, чем ждать, когда в ямах кончится продовольствие или когда до вас доберутся бандиты. Девочкам-то точно там будет лучше…
Евгений Глебович говорил это словно кому-то невидимому, кого убедить важней, чем отца Николая, Сойку и Кэт.
И никто ему не стал возражать. Никто. Даже тот невидимка.
Ночью Кэт сквозь сон слышала обрывки разговора. Евгению Глебовичу не спалось, а отец Николай и всегда-то спит очень мало. Они разговаривали вполголоса, как будто обсуждали какие-то мелкие бытовые вопросы.
– Жень, я не вижу, чем твой вариант лучше. Ну, придем мы к тоннелям, хорошо. Найдем твое оборудование. Но что, если запустить его не удастся? Что, если туда добрались мародеры? Возвращаться нам будет некуда. А в городе у нас есть шанс дотянуть до лета.
– Мои бывшие… товарищи… обсуждают возможность перебраться в город. Не хотел говорить при девочках. Я и так перед вами виноват. Так хоть вывести их отсюда… если бы я мог ходить…
– Чувствительность не возвращается?
– Нет. Уходишь от темы…
– Даже если все сложится удачно. Нам по ту сторону тоннеля рады не будут.