Русская фантастика 2017. Том 2

«Конечно, я спрошу. Но не понимаю. Ему сто семьдесят. Ну, пускай почти сто семьдесят. Пенс на излете. Эти Ири, они все жили так долго, ты сама говорила. Значит, жизненные резервы Счастливчика на исходе?»

Алмазная молча кивнула.

«Почему же он не ушел раньше?»

«Не так легко найти нужных спутников».

«И ты решила разыскать меня?»

«Я знала, ты согласишься».

«Разве я согласился?»

«А разве нет?»

Снежный поток рассыпается.

Над ним встают высокие ледяные радуги.

Неприступная вершина ведет низкую басовую ноту.

Я смотрел на Алмазную и неистово хотел ее, как тогда в пещере.

Опять нависает над нами каменный свод. Разве мы этого боимся? Что изменилось? «Я ушла сама». Почему? Как этот темный каменный свод накрыл нас? Раскачай его, Алмазная. Нам опять ничто не мешает. Мне тридцать пять, а Счастливчику все сто семьдесят. Бибай. С меня будто груз свалился.

«Ты вернешься», – негромко произнесла Алмазная.

«А Счастливчик? Он тоже вернется?»

«А ты еще не понял?»

«Что я должен понять?»

Алмазная взглянула на меня почти с ненавистью.

«Ты вернешься. Именно ты. Неужели тебе непонятно?»

Она смотрела на меня, как Хубилган когда-то смотрел на проводника-идиота.

Караван будет идти. «Ты вернешься». Будут звенеть бубенцы, рвать сердце, пыль забьет горло. «Именно ты». Перепончатокрылые закроют рыжее злое солнце. Куда идет караван? Не спрашивай меня, Лунин. Разве обязательно должна быть цель? Ты в большой игре. Биомасса вытесняет биомассу, так задумано изначально. У природы нет никаких проблем. Проблемы возникают у биомассы, когда она осмеливается и начинает мыслить. Время. Климатические удары. Пыль и плесень, опавшие листья. Все сметает с дороги время. И когда мы движемся в одном направлении, все равно идем не к одной цели.

5

Вслух я сказал: «Ты останешься со мной».

А она вслух ответила: «Вы еще не вернулись».

Что ж, меня это устраивало. На Южном взгорье было так же.

Бивак в пещере над колодцем был разбит не нами, палатку и спальный мешок оставил на подземном выступе пенсер Ури Юст. У нас не было связи, но мы вовремя увидели обрывки лестницы и поняли, что он отсиживается в колодце. Никто заранее не может знать точно, чем закончится игра. «Спи…» Алмазная вся пылала. «Сплю…» Скалы раскачивались от наших стонов. Если бы пенсер Ури Юст мог слышать там, внизу, он понял бы, кем заселены подземные жилища.

Я перехватил взгляд Алмазной.

Она смотрела в сторону игровой площадки.

Негромкие голоса и пение гологоловых сирен сливались теперь в бесконечно протяженную мелодию, как тогда – в подземном колодце. Бух зуйл. Там все раскачивалось от наших стонов. Каменные стены и каменная кровля. Сайхан байна. Там ревел, выпуская воздух, сифон, ужасно вздрагивали скальные основания.

«Что?» – тревожно спросила Алмазная.

«Разве можно уйти к человеку с такой тяжелой челюстью?»

«Сайн орой. О чем ты? Что ты говоришь?» – изумилась Алмазная.

Конечно, я ответил. Зачем мне скрывать? Этот доисторический проконсул…

Алмазная изумилась еще больше, и меня снова кольнула боль. Ну, ладно, не к проконсулу, я ошибся. Проконсул, конечно, не имеет никакого отношения к Алмазной, но тогда кто? Я смотрел на пенсеров, столпившихся вокруг игровой площадки. Тууний унаж хаах. Пел Одиссей – крепкий, хромой. Седые дреды, фиолетовое тату на голом сильном плече. Цэвэр морон. Такой Одиссей годами бродит по свету, а Пенелопа ждет. И ты будешь ждать меня, Алмазная.

«Значит, с нами за столиком сидел не Счастливчик?»

«Боюсь, Счастливчик не захотел бы разговаривать с тобой».

Я не стал спрашивать, почему. С искусства все начинается, искусством все кончается. Конечно, Счастливчик знал обо мне, ему нужен был спутник. Никто не хотел идти с пенсером Счастливчиком в пустыню, уже отмеченную двенадцатью трупами. Нагчу, Цайдам, Анси, Юм-Бейсэ, Ургу, Кяхту. Я отсчитывал в обратном порядке. Так альпинисты проверяют себя на большой высоте. В кислородной маске мыслишь дефектно, поэтому приходится следить за собой. На высоте семи тысяч метров начинай считать про себя – от сотни до нуля, не пропускай ни одной цифры. Обычно уже после девяносто трех возникает смутное беспокойство, ты начинаешь сбиваться.

Через Синин, Алашань, Ургу, Кяхту…

Потом через Кяхту, Ургу, Алашань, Синин…

«Когда у Счастливчика день рождения?» – спросил я.

Алмазная опустила глаза: «Через три недели».

«Почему он так затянул с выходом?»

«Он не мог идти один, а тебя я искала долго».

Алмазная снова смотрела на меня холодно. Она не стала объяснять, почему искала меня долго, может, не хотела. Я вдруг стал ей неинтересен. Но потомков Николая Ири-старшего все равно должно было быть четверо, а с ним самим – пять.

Одного не хватало, а такое не заканчивается на полпути.

«Помнишь? – спросил я так же негромко, как она. – Мы не раз вытаскивали с тобой пенсов из пропастей, снимали с каменных стен. Там были дрожащие, плачущие, даже стонущие пенсы, они теряли последние силы, хватались за нас скрюченными старческими пальцами, но это был не страх, правда? Они просто ненавидели свою вдруг возвращающуюся немощь».

Никто не уходит так далеко, как тот, кто не знает, куда идет.