Русская фантастика – 2018. Том 1

Мы рыли землянку на склоне холма, в податливом черном грунте, четверо суток – кинжалами, палыми древесными суками, а то и ладонями. Еще трое суток неумело укрепляли стены и свод срезанными стволами молодых иглолистов. Мы ободрали в кровь руки, насажали заноз, но мы сделали это – за пару дней до мороза жилище было готово.

Тупка развела костер, а я отправился на охоту и на закатах подкараулил одинокого рогача. Я спрыгнул ему на спину из ветвей иглолиста и полоснул кинжалом по горлу. На следующее утро выпал первый снег.

Тупка срезала волосы, свила из них тетиву и сплела лесу. Я смастерил лук и полдюжины стрел, из оставшихся наконечников нарезал рыболовных крючков. Мои неуклюжие, непригодные к каждодневной работе пальцы обрели вдруг сноровку и ловкость. Неожиданно мне стало казаться, что я много колец занимался именно этим – постройкой жилищ, изготовлением оружия, рыболовством, охотой. И что добился изрядного умения во всем этом.

Шли дни, становилось все холоднее. Реку сковало льдом. Я охотился, удил рыбу в выдолбленной колом полынье. С каждым разом оба занятия удавались мне лучше и лучше. Я теперь без промаха бил из лука усевшихся на ветки крыланов, иногда юрких, скачущих из дупла в дупло прыгунов. Бывало, удавалось завалить обгладывающего древесную кору рогача. Я сноровисто подсекал пучеглазых, жадно хватающих наживку с крючка рыбин. Еды было вдоволь. Ее было намного больше, чем когда-либо. Я больше не испытывал постоянного чувства голода.

Когда мороз отступил, снег стаял, а на реке вскрылся лед, Тупка внезапно захворала, потом слегла. Она задыхалась, хрипло и надсадно кашляла, лоб и щеки обнесло сыпью, затем кровавыми волдырями. Она стала впадать в беспамятство, трудно метаться на расстеленных на земляном полу шкурах. Я кинжалом разжимал ей зубы, насильно вливал в рот горячий мясной взвар и с ужасом думал, что буду делать, если она помрет. Я просиживал возле нее бессонные ночи, утирал пылающий жаром лоб, менял на ней исподнее и отстирывал его в ледяной речной воде.

Она прохворала много дней, но накануне равнотравья пошла, наконец, на поправку. Она лежала, закутавшаяся в шкуры, тихая, истончавшая, с запавшими глазами на измученном, посеревшем лице. Я сидел рядом с нею на корточках, и мне хотелось орать от радости, потому что я выходил ее, не дал, не позволил ей помереть.

– Мяса хочешь? – спросил я, когда наши взгляды встретились. – Или, может быть, рыбы? Я сварил похлебку. Очень вкусно. Хочешь?

Тупка отвела взгляд.

– Я страшная, да? – спросила она.

– Что? – не понял я. – Что значит «страшная»?

– Некрасивая?

Я озадаченно почесал в затылке. Мне и в голову не приходило думать о том, красивая Тупка или нет. Мы знали друг друга с младенчества и не расставались ни на один день. Что красивого или некрасивого может тут быть?

– Э-э… – замялся я. – Думаю, что…

– Помоги мне встать.

Я подал ей руку, поднял, но устоять на ногах она не смогла и упала бы, не успей я ее поддержать.

– Я чумазая. Мне надо вымыться. Искупаться.

– Сдурела? – опешил я. – Да ты едва в себя пришла, какое там искупаться? Подожди, я согрею сейчас воды и тебя умою.

Она вскинулась на шкурах и уставилась на меня, будто впервые видела.

– Ты что, мыл меня, пока… пока я… Ты видел меня голой?

– Конечно, – пожал я плечами. – Что тут такого?

Ее лицо внезапно сделалось красным так, что я даже испугался, не вернулась ли хворь. На глазах появились слезы. Я отпрянул и смутился отчаянно, сам не знаю отчего.

– Ты же была без памяти, – принялся оправдываться я, хотя оправдываться мне было и не в чем. – Ну я и… Что с тобой?

Тупка не ответила. Она резко отодвинулась и, закутавшись в шкуры, повернулась ко мне спиной.

Я выбрался из землянки наружу и крепко задумался. Я, конечно, давно обратил внимание на то, что женщины устроены не так, как мужчины, но особой важности этому не придавал. Мало ли, кто как устроен, рассуждал я, растерянно почесывая шевелюру. Может быть, дело в том, что грудь у Тупки перестала быть плоской, как у меня, но что с того? Я вон вымахал за мороз еще на добрых полторы ладони и вынужден был теперь пригибаться, когда залезал в землянку или из нее выбирался. Да еще ел, как четверо голодных охотников. Что же мне теперь, стыдиться этого?

На следующий день я помог Тупке выбраться из землянки наружу. Согрел в котелке воду и старательно отворачивался, пока она лила ее на себя. Затем колени у нее подломились от слабости, тогда я метнулся, подхватил ее под мышки, затащил вовнутрь и укутал в шкуры.

– Я дура, да? – пряча глаза, спросила она.

– Нет, с чего это? – удивился я.

– Сама не знаю. Но думаю, может, недаром Колдун дал мне такое имя. Знаешь что, не зови меня больше так. Давай я буду Ту, а ты Про.

– Давай, – согласился я. – Как скажешь.

– Мне почему-то стало не по себе, когда поняла, что ты видел меня нагой, Про. Мне это показалось постыдным. Я сама не понимаю, отчего.

Я в замешательстве развел руками.

– Я тоже не понимаю.

* * *