Русская фантастика – 2018. Том 2

– Да, но… – мама Натаниэля посмотрела на меня очень серьёзно. – Он теперь совсем не такой, каким я его помню. Никто не может рассказать его историю с самого начала. Когда Александр исчез, мне было пятнадцать лет. И тогда я даже не знала, умер он или просто сбежал из дома. Отец запретил мне задавать какие-либо вопросы о судьбе брата, а мама просто много месяцев молчала о нём, лишь однажды нечаянно раскрыв, что обещала Александру не говорить мне о том, что с ним произошло. Возможно, он всё-таки мне не доверял, я ведь была младше его почти на четыре года. Или…

– Я могу с ним встретиться? – проговорил я, перебивая маму Натаниэля.

Мне не хотелось больше слушать её сбивчивый расстроенно-сердитый рассказ о папе. Теперь я думал только о том, что очень хочу увидеть его. Немедленно и без всяких объяснений, потому что в голове было слишком много вопросов, которые я хотел задать ему лично.

Почему он не искал меня эти восемнадцать лет? Зачем сбежал из дома и исчез из жизни всех дорогих ему людей?

Я растерянно посмотрел в окно такси, понимая, что сижу на заднем сиденье рядом с Натаниэлем. Мне вдруг безумно захотелось поговорить с ним о чём-нибудь, чтобы занять время, и я спросил, словно продолжая мой диалог с Лерой и отцом:

– Как ты думаешь, стоит ли мне учиться?

– Конечно, стоит, – Натаниэль проницательно посмотрел на меня. – Или ты передумал сдавать экзамены и поступать в институт?

– Нет, не передумал. Пока не передумал. Но, может быть, мне лучше работать? – грустно усмехнувшись, добавил я.

Мне было интересно посмотреть на реакцию Натаниэля.

– Кем?

– Это не мне решать.

– Почему? – спросил он удивленно.

– Ну, даже если бы я сам выбирал работу, – я вздохнул. – Вот кем бы мне стоило быть?

– Ну, смотря, что тебе интересно делать или чего ты хочешь.

Это прозвучало так банально и в то же время настолько объективно, что я рассердился на тон Натаниэля и сказал с вызовом:

– А сам-то ты чего хочешь?

– Я хочу быть врачом.

– Это цель, а не смысл. Почему ты хочешь им быть?

– Потому что… потому что я люблю медицину, хочу помогать людям и…

– А вот я ничего не люблю и никому не хочу помогать. А ты… ты вообще ошибаешься, – резко произнёс я. – Тебе надо стать писателем, а не врачом.

Натаниэль сказал не то расстроенно, не то серьёзно:

– Я никогда не пойду учиться на писателя. Ни за что в жизни. Это… это как поступить в университет, где учат смеяться или плакать. Такое образование может нечаянно сделать что-то искреннее и настоящее – фальшивым и искусственным. Знаешь, это как звездочки в глазах – никто не сможет научить сиять того, у кого нет света внутри.

– Со светом тоже можно поступить по-разному: рассеять, сконцентрировать, преломить…

– Или погасить, – грустно добавил Натаниэль.

– Ну нет, – я почему-то улыбнулся. – Ты яркий. Тебя так просто не погасить.

– Знаешь, ведь лучшие книги о женщинах пишут мужчины, а о мужчинах – женщины, – Натаниэль вопросительно замолчал, ожидая от меня какой-нибудь реакции.

Я пожал плечами и немного язвительно ответил:

– Что ж, в таком случае у тебя довольно мало шансов написать обо мне хорошую книгу.

Мы рассмеялись, а потом Натаниэль проговорил, запрокинув голову и посмотрев на потолок:

– Людей постоянно приходится учить самым простым вещам – только ты один всё понимаешь сам. Жаль только ещё не знаешь, чем хотел бы ты заниматься в жизни…

– Уж точно не водить метро, – снова усмехнулся я. – Будь моя воля, я бы лучше стал всадником.

– Водить лошадь?

– Ну, можно и так сказать, – снисходительно согласился я, невольно поражаясь терминологии Натаниэля. – Только вот конный спорт закончился для меня еще десять лет назад.

– То есть ты умеешь ездить в седле?

– И даже без седла. – Копируя натаниэлевский жест, я немного наклонил голову набок, а потом произнёс уже более серьёзно: – А так, ну я, например, хотел бы научиться водить машину. Но разве такому, как я, дадут права?

– Хм, вот интересно, значит, управлять целым поездом тебе можно, а машиной нет?

Я пожал плечами:

– В мире всё устроено по-идиотски.

– Если я когда-нибудь стану врачом, то обязательно допущу тебя к вождению, – Натаниэль посмотрел на меня так, словно это была лучшая идея в его жизни.

– Не выйдет, – я улыбнулся, не совсем понимая, что чувствую. – Мы вроде с тобой двоюродные братья. Так что ты можешь быть моим писателем, но никак не психиатром.

– Ну ладно, – Натаниэль вздохнул. – Тогда ты просто заглянешь им в глаза и прикажешь написать в справке всё, что тебе захочется.

– Эй, – я посмотрел на искорки в смеющемся взгляде Натаниэля и, понимая, что с этого мгновения мы говорим не серьёзно, добавил: – Даже если бы я умел, то никогда не стал бы так делать.

Комната, в которую мы вошли, выглядела как типичная больничная палата или номер в дешёвом доме отдыха. Облезающая со стен краска, вероятно, когда-то была зеленоватого оттенка, но сейчас складывалось впечатление, что всё вокруг было выкрашено в серый цвет. Четыре кровати были аккуратно застелены темно-коричневыми шерстяными одеялами, но коврик и настольная лампа были только около одной из них.