«Да, этого мне хватит!» – прорычал Хатхуу, стреляя из чьего-то бластера, который он подобрал на снегу. Рукоятка оружия была вся в ихоре, и Амрита видела, что она скользит в руках Хатхуу, мешая ему нормально прицелиться.
«Ложись на бок!» – крикнула Амрита.
Хатхуу тут же рухнул на снег как подкошенный.
Амрита подняла саблю, примеряясь…
Перед ее внутренним взором встали, накладываясь друг на друга, два образа – суровый мужчина с волевым подбородком и женщина, кругленькая и милая в своей беременности…
«Давай уже!» – прокричал Хатхуу.
Амрита успела еще подумать:
«А самой взять бластер и застрелиться. Успеть бы».
Рука ее пошла вниз. Тоска и последний, окончательный страх заструились по венам; она поняла, прочувствовала всем телом, что все закончится – здесь и сейчас.
Она, Амрита, закончится.
«Как это глупо», – подумала Амрита.
Что-то изменилось, но Амрита сначала не поняла что. Ах да, лезвие сабли потускнело – несмотря на весь покрывающий его ихор и чьи-то намотанные внутренности, металл все еще обжигающе сиял в лучах солнца. А теперь перестал.
Какая-то огромная тень накрыла холм.
Амрита отдернула руку. Кончик сабли разошелся с головой Хатхуу на волос, не больше; он чиркнул по шлему скафандра, выбив искру.
Амрита же смотрела вверх. Слезы потекли по ее лицу, застилая и без того запотевший изнутри и заляпанный снаружи визор. Нападающие тоже растерялись и на миг ослабили натиск. Таких штук они еще явно никогда не встречали.
Никогда еще силовой геологический бур, нависающий над головой, не казался Амрите таким красивым. Честно говоря, он был уродлив, как уродливы все механизмы в своей строгой утилитарности; он был совершенен в своем уродстве.
И никогда еще он не был так вовремя.
Амрита увидела, как по огромной резьбе забегали, заплясали алые огоньки. Огэнси настраивал параметры поражаемой породы и накапливал нужную мощность.
Амрита ничком повалилась в грязь рядом с Хатхуу.
«Не стать тебе свободным сегодня», – еще успела прохрипеть она.
Ей доводилось работать с такими установками. Амрита знала, что в момент срабатывания бура, в отличие от безобразно шумных механизмов древности, на землю падает тишина – тяжелая, глухая, как сырой матрас. Но в первый раз в жизни этим матрасом накрыло ее саму.
А затем раздались дикие предсмертные крики, и все стихло окончательно.
Когда Амрита снова начала слышать стук крови в ушах и собственное дыхание в шлеме, она приподнялась на локтях. Первое, что она увидела, были мощные корни дерева, в которые она только что, судя по трещине на стеклопластике визора, страстно утыкалась лбом. Древний инстинкт, который никогда не смог бы вместить в себя концепцию силового геологического бура, но знал все обличья смерти, не важно, приходит она в виде невыносимого грохота или чудовищной тишины, она всегда остается смертью, какими бы запахами или звуками она бы ни прикрывалась, и инстинкт этот никогда не советовался с ничтожными лобными долями на этот счет – он всегда знал, что делать, – он заставил Амриту безошибочно найти единственное, что тянуло на укрытие, и доползти до него в те несколько неимоверно длинных мгновений, когда алая завеса полилась с бура, разбрызгиваясь, словно малиновое варенье.
Хатхуу явно имел схожую программу в своих нейронных сетях – скорее всего, настолько же древнюю. Путь до дерева Хатхуу и Амрита проделали вместе, судя по глубокой прихотливой борозде в черной густой жиже и по тому, что сейчас они лежали, тесно обнявшись – подталкивая и подтягивая друг друга. Демагоги, путающие биологию и социологию, любили приводить в пример этот инстинкт, давить и перегрызать глотки другим в попытке спастись; рептилии не знают взаимовыручки, говорили они.
Но даже этот древний нервный узел где-то над самым мозжечком был мудрее всех демагогов, вместе взятых.
Дерево выглядело так, словно на него щедрой рукой вылили огромное ведро серо-красных помоев. Ошметки покрупнее повисли на оскверненных ветвях. В одном из них Амрита узнала промокший от ихора обрывок меховой шубы.
Амрита с трудом встала. Снег и тела погибших во время стычки – все смешалось, превратившись в бурду невнятного цвета, которую равномерно размазало по всему склону холма. Его ободрало до самой красновато-желтой почвы. Часть бурды уже стекала по оврагу.
Рядом из жижи поднялся кто-то. Человек с головы до ног был заляпан все той же бурой массой, и Амрита не могла узнать, кто из товарищей тоже остался в живых.
Огэнси уже слезал из кабины по длинной лесенке. Амрита вяло подумала, что хоть кабина водителя бура и невелика, ехать в тесноте им не придется.
Звезды медленно двигались поперек ночного неба. Можно было, конечно, заставить их двигаться быстрее, но это имело бы негативные последствия для и так порядком истощенной биосферы Схатранай. Амрита любовалась на плывущие в темноте светлые дорожки, пока не замерзла, и решительно направилась в жилой блок.
Сейчас было самое время выпить кофе, горячего, со сливками и специями.