– Бабка рассказывала сказки, что в ночь на Годоворот тугынгаки обмениваются подарками, – сказал Абсалон.
– Кто?
– Тугынгаки. Духи полярной ночи.
– Только их и не хватает, – поежился Ингвар. – С моими-то галлюцинациями…
– Бабка чего только не рассказывала, но в тугынгаков я верил, – сказал Абсалон. – Завтра я выпаду.
Ингвару показалось, что из комнаты выкачали воздух. Грубый, холодный, любящий только своих терьеров Абсалон оставался единственным человеком, связывавшим его с миром нормальных людей.
– Я хотел бы сделать тебе подарок. Подойди.
Ингвар вытер руки полотенцем и подошел к нему. Абсалон протянул небольшую коробку, аккуратно завернутую в упаковочную бумагу и перемотанную бечевкой.
– Что там? – спросил Ингвар, принимая неожиданно тяжелый подарок.
– Сюрприз, – веско сказал Абсалон. – Раскроешь в ночь Годоворота. Обещаешь?
– Зачем это все? – спросил Ингвар дрогнувшим голосом.
– Ты слишком легкий. Тебе нужен якорь.
– Какой еще якорь?
– Для сумасшедшего ты довольно-таки туповат, – сказал Абсалон и выкинул окурок в печь.
Настоящий большой снег пошел в полдень тридцать первого декабря. Ингвар забрался на крышу клиники и с ужасом наблюдал, как исчезает его мир. Город зарастал снегом, как зарастает отвратительной плесенью булка, забытая в хлебнице перед отъездом в отпуск. Зрелище, разворачивающееся перед ним, казалось страшным и прекрасным одновременно. Бледное на белом, алебастр и мел.
Вернувшись в баталерку, Ингвар погрел руки над печкой и вдруг с ужасом схватился за карман, ему померещилось, что медицинский пузырек с притертой пробкой вывалился в прореху, но обошлось, он был на месте. Последние две недели Ингвар держался только за обещание, данное Абсалону, – открыть подарок в ночь наступления нового года. За якорь. В поисках выпивки он нашел в подвале сейф, но спирта в нем не оказалось, зато нашелся пузырек с надписью: «Опасно! Крысиный яд».
Решение покончить с собой крепло в Ингваре каждое утро. По вечерам он ложился спать с тайной надеждой, что именно сегодня сумеет выпасть. Он ловил знакомые ощущения, ему снились длинные и тягучие сны, голова была тяжелой, как свинцовый шар. Но неизменно наступало утро, когда он просыпался в выстуженной комнате, вскакивал, растапливал печь и вновь впрягался в колесо одинокой жизни.
Ингвар смешал в кастрюльке томатный суп и собачьи консервы, накрошил черных сухарей, долил кипятком из чайника. «Нет, мои терьеры ловят крыс. Этот паек для тебя, извини, но в осеннюю распродажу из магазина выгребли почти все съестное, – сказал ему Абсалон. – Какой-никакой, а все же белок. По крайней мере, туда не добавляют соль и усилители вкуса».
Ингвар медленно ел и смотрел на коробку с подарком, которая стояла в центре стола в ожидании своего часа. Какой он, этот яд? Ингвару казалось, что он отвратительно-кислый, как мышьяковая паста, которую кладут в зуб, чтобы убить нерв.
Кто-то стукнул кулаком по крыше баталерки. «Тугынгак!» – испугался Ингвар, но тотчас вспомнил, что никаких тугынгаков не бывает. Дрова в печке почти догорели. Он сдвинул рукав, посмотрел на часы, разлепил губы и просипел: «С новым годом, адъюнкт Абсалон и все ваши терьеры». Придвинул к себе коробку и заранее приготовленным ножом разрезал бечевку. В коробке лежал огромный черный пистолет.
– Вот спасибо! – сказал Ингвар и расхохотался.
Он вышел на улицу, обошел здание клиники и остановился напротив калитки. Снег перестал. В небо вылезла луна и сияла расплавленным серебром. На противоположной стороне улицы, под мертвой тяжестью снега, никли к земле ветви кленов. Ингвару показалось, что он видит там волчьи глаза.
Снежные волки пришли за горячим мясом. Он вытащил из кармана ватника пистолет, придирчиво осмотрел его и взвел курок. Ладно, посмотрим, что из этого получится. Вскинув руку, Ингвар нажал тугой спусковой крючок. Бабахнуло. В небо взлетела сигнальная ракета, и мир на мгновение приобрел сияющий красный цвет.
Снежные волки пришли рано утром. Ингвара разбудили терьеры, поднявшие яростный лай. Волки бежали через Медвежий мост парами, друг за другом, а за ними летела бесколесная повозка, в точности как на картинке в сказке про Сонного Короля. Они остановились у самого забора. С повозки спрыгнули двое – в невиданной одежде, сшитой сплошь из шкур. Скрипя по снегу мягкими сапогами, один из них дошел до забора, остановился напротив калитки и сбросил капюшон. Девушка.
– Эбгерде! – сказала она.
– Привет! – откликнулся Ингвар и пошел к ней навстречу, мельком подумав, что надо бы вернуться в баталерку и погасить печь.
Алексей Карташов
К истории возникновения семиотики
В первый раз я услышал это слово при внешне невинных обстоятельствах.