Русская фэнтези 2007

В этом ночном клубе подобные признания звучат двусмысленно. Sash резко обернулся, не знаю, успел ли он заметить тонкий длинный силуэт, растворившийся в неоновом сумраке.

Я невольно залюбовалась исчезновением. В тяжелом земном мире быть легким, вездесущим, всепроникающим значит быть свободным. Хотя Смерть и не может похвастать абсолютной свободой (приходится же ему следовать расписанию), но он точно знает, что он делает и для чего он там или здесь. У него не возникает основного человеческого вопроса: «Зачем я?» А в моем случае возникает еще маленький довесочек из слова-наречия «здесь». «Зачем я здесь?» — это уже мой вопрос. Я мучаюсь им последние 362 дня. И только три дня в году у меня есть четкий ответ: чтобы свалить отсюда! Канун Рождества — один из этих трех замечательных дней.

Последние две тысячи лет этот день имеет четкое название, которое лучше отражает его суть. Рождение нового. Переход. Из одного в другое. От одного к другому. Пересекаются, нет, перетекают… Нет, снова неточное слово. Грубый язык звуков не может передать музыку сфер. Три дня в году они, небесные и земные сферы, соединяются в один чарующий аккорд, и тогда сдвигаются оси галактик и изменяются судьбы народов. И слово становится плотью, а плоть обретает вечность. И происходят чудеса! Как я нуждаюсь в сегодняшнем чуде! В настоящем рождественском чуде!

Современные люди точнее древних язычников. Те только видели: происходит что-то необыкновенное. Они чувствовали силу. Потому и называли это время даже как-то наивно и неумело: зимнее солнцестояние, поворот года и прочее. Этим же дано знать, что происходит, а они не обращают внимания на Все То, Что Может Произойти Сегодня, Если…

Если судить по невинной реакции на юношеском лице, наш милый мальчик оказался не так порочен, как хотел показаться. Он предложил:

— Может, пригласим и его, раз у нас такая пьянка.

Я возражаю:

— Он не в настроении. Зануда занудой. Пока вы тут пили на поцелуй, я успела перекинуться с ним парой слов. Его тянет на философию сегодня. К тому же он занят, у него дела.

Почему-то мои разумные объяснения вызвали улыбку у обоих моих собеседников. Иногда я испытываю огромное желание нарушить правила и узнать, о чем все же думают мои собеседники. Но нет, это искушение, не иное как человеческое. Соблюдай обязанности, сохраняя спокойствие и достоинство, и ты добьешься…

— А сразу видно, что ты не писатель, а журналист, — язык Sasha еще не заплетается, но и трезвым его уже не назовешь, — у тебя ответы точные и… — он ищет нужное слово на пластиковой столешнице; там его нет, — отстраненные, что ли. Ты смогла бы описать вкус черешни?

Это вызов. Но я не обязана его принимать. Или мальчик со мной заигрывает.

— Конечно, милый, я же профессионал, — улыбаюсь в ответ. — Только мне не нравится черешня. В ней косточки. Когда ты ешь черешню, ты помнишь о жесткой крупной косточке, разрывающей сочную мякоть? О зубодробилке, спрятанной за алым шелком? Она же все портит. Вот если бы в черешнях не было косточек…

Не понимаю, чему эти двое снова улыбаются?!

— Знаешь, как прикольно плеваться косточками? — говорит Sash.

Вот балда!

Второй тайм

Лязг железного засова заменил звон воображаемых бокалов. Краснощекий охранник в форменном сером костюме с наслаждением запер дверь изнутри. Ветер на улице поработал над его обычно серым лицом. «Да что такое высшая справедливость вообще?!» — подумал Сергей, услышав последнюю фразу.

— Без пятнадцати, — торжествующе произнес он, — мы закрываемся. — И посмотрел победителем.

— Серега, ты — зануда! Как с тобой жена живет? — засмеялась Лена. Она давно уже так много не смеялась. Ей было легко и тепло — от кофе ли, от отдыха ли, или от того, что напротив сидел человек с синими как небо глазами. — Хочешь кофе? — Она чувствовала легкость.

— Я угощаю, — отозвался посетитель.

— Хочу водки, — буркнул Сергей. — Но если на халяву, то коньяку. Мы закрываемся все равно. — Он пытался быть крутым, а не грубым.

— Сережа, у нас кафе-кондитерская. Водки нет! — пожурила Лена. «Даже не огрызнулась!» — они оба это заметили. — А коньяку последняя порция. Ион самопальный. — «Я его еще вчера чаем разводила, ты же сам видел», — пронеслось у девушки в голове.

Но Сергей был зол на жизнь, нехорошо зол, и потому ему было плевать на все отговорки.

— Налей ему коньяку, — попросил мужчина. Лена ласточкой слетала на легких, словно новых ногах.

— Дрянь какая-то, — поморщился охранник, принимая склянку с бултыхающейся жидкостью янтарного цвета. — Да я по цвету уже вижу, что дрянь. Что я — хороший коньяк не пил, что ли?

— На халяву и уксус сладкий, — заметил незнакомец. Сергей воспринял это как вызов.

— Ага, и жид удавился, — в тон ему продолжил охранник. Чуть заметная тень пробежала по лицу посетителя. — Ну, будем здоровы, славяне! — рявкнул Сергей и, не сводя глаз с угощавшего, опрокинул в рот питье. Человек тоже не отводил своих синих глаз. — Ну, гадость какая. Клопов ею травить. Там больше нет?

Лене стало очень стыдно за Серегино поведение. Уголки рта ее опустились, и личико погрустнело.