Русская гейша. Секреты обольщения

– Ее срочно вызвали в чайный дом. Она уже уехала. Я – за старшую. Она распорядилась доставить тебя куда скажешь после вечеринки, – улыбнулась Юрико и встала. – Гости уже навеселе и расслабились. Девушки пока вдвоем справятся.

Мы поднялись на лифте и вышли на крышу. Открывшийся вид был таким красивым, что у меня захватило дух. С высоты небоскреба освещенные улицы Токио лежали перед нами как на ладони. Я увидела многочисленные переплетения магистралей и эстакад с движущимся потоком машин, подсвеченные фонарями крыши пагод, яркие квадратики многочисленных окон высотных зданий. Мой взгляд скользнул дальше, я заметила вдали что-то типа холмов, на которых светились мигающими точками странные дорожки.

– А что там? – спросила я, показывая рукой на эти точки.

– Завтра день поминовения усопших, – ответила она. – Ты что-нибудь слышала о нашем празднике О-Бон?

– Нет, ничего, – ответила я, не сводя глаз с живых огоньков.

– Эти светящиеся точки – костры, которые зажигают родственники умерших. Существует поверье, что души усопших приходят этой ночью к ним. И костры служат им ориентиром, – сказала Юрико, проследив за моим взглядом. – О-Бон – это праздник, когда души умерших приходят на землю навестить своих родственников. Его отмечают с шестого века. До эпохи императора Мэйдзи О-Бон отмечался в середине августа. Но император решил ввести новый календарь по типу европейского взамен действующего тогда китайского. И все праздники передвинулись на месяц назад. О-Бон стали праздновать в июле. Но многие продолжали так же в августе, что называется, по старому стилю.

– У нас тоже дважды празднуют Новый год, – улыбнулась я. – Второй так и называют старый Новый год.

– Правда? – рассмеялась Юрико. – Забавно звучит. Вот и у нас так получилось. И границы этого праздника по сей день очень размыты. В провинции отмечают по старинке в середине августа, в столице, у меня такое впечатление, кто в июле, кто в августе. А в городе Никко, откуда я родом, в начале августа. Там, кстати, в ночь с пятого на шестое проходит грандиозный танцевальный фестиваль. И самые яркие воспоминания детства у меня связаны именно с этой ночью. Знаешь, до утра улицы заполнены танцующими, смеющимися, нарядно одетыми людьми. Во время О-Бон всегда танцуют Бон-одори, что-то типа ритуального хоровода. По легенде, Марукан, ученик Будды Шакьямуни, увидел во сне страдания своей умершей матери. Ученик спросил Будду, как освободить дух от мучений, и тот велел ему устроить большие поминки по последним семи поколениям умерших. Сын последовал совету и увидел, как душа матери обрела покой. В то же самое время он понял вдруг, что мать при жизни многим для него жертвовала, и преисполнился благодарности. В честь обретения понимания Марукан пустился в радостный пляс. Вот отсюда обычай танцевать. У нас в городе это выглядит, словно бразильский карнавал.

– Мне кажется это странным, – заметила я. – Все-таки речь идет о душах умерших.

– У европейцев иное понятие смерти, – ответила Юрико. – А у нас во время О-Бон украшают могилы, раскладывают толстые рисовые лепешки «моти» и фрукты, курят ароматические палочки. Перед домашними алтарями расстилают циновку и ставят поминальные таблички с именами покойных предков, блюда с особыми кушаньями. Зажигают множество фонарей, чтобы души не заблудились на темной земле. Горящие фонарики спускают на воду на маленьких подставках, вроде корабликов. Особенно много таких плавающих светильников в печально знаменитых Хиросиме и Нагасаки.

Я вздрогнула и поежилась, отведя взгляд. Потом посмотрела на Юрико и спросила:

– А ты знаешь что-нибудь о горе Осорэ? Мой дед, он японец, рассказывал, что там можно поговорить с умершим человеком.

– Да, это так, – невозмутимо подтвердила она. – Кстати, скоро там будет проводиться летний фестиваль Осорэдзан Дзидзо. По-моему, он начинается двадцатого июля и проходит пять дней. Говорят, что души умерших собираются в кратере потухшего вулкана Осорэ. Итако при помощи специального обряда устанавливают связь с ними.

– Итако? – переспросила я.

– Да. Это местные шаманы-медиумы. Почти все – слепые старухи. Их готовят с раннего детства к такой жизни.

– А самоубийцы? – спросила я. – Их души тоже могут войти в контакт?

– А есть разница? – тихо спросила Юрико.

– У нас самоубийство осуждается, – пояснила я. – В христианстве это один из смертных грехов.

– В Японии другое отношение к смерти. Мы с детства привыкли думать о ней.

– А харакири? – еле слышно спросила я.

– Что? – повернулась ко мне Юрико и внимательно посмотрела в глаза. – Зачем тебе это?

Я видела, что ее начинает немного напрягать наш странный разговор.

– Я слышала, что японцы уважают людей, способных на харакири, – сказала я.

– Как это ни покажется дико, – ответила Юрико, – но для нас это традиция. И такой способ уйти из жизни определенный показатель высокого качества личности. Пойдем в зал? – неожиданно предложила она.

Я кивнула и отправилась за ней.

Из голубой тетради с изображением розовых цветов сакуры на обложке: