Русская и Болгарская Православные Церкви в первой половине XX века. История взаимоотношений

Следует отметить, что для Болгарской Церкви в 1930-е гг. была характерна ярко выраженная антивоенная позиция. Статьи, резко осуждавшие войну, неоднократно публиковал многолетний секретарь Синода и редактор официального печатного органа «Церковного вестника» протопресвитер Стефан Цанков, но самым последовательным и энергичным сторонником мира на страницах этого журнала являлся Софийский митрополит Стефан. С начала Второй мировой войны, в первом же военном номере «Церковного вестника» было заявлено: «Страшное зло пришло!» В ближайших последующих номерах журнала выражалась надежда на восстановление мира, и давался совет Болгарии сохранять нейтралитет. По мере разрастания войны владыка Стефан опубликовал в «Церковном вестнике» серию статей, ставших своеобразным манифестом христианского миролюбия: «Антихрист», «Второе Пришествие» и «Признаки конца света»[52].

Широкую известность приобрели четыре статьи митрополита Стефана, опубликованные в 1939-1940-е гг. в журнале «Духовная культура». Первые две – «Русская трагедия» и «Современное новоязычество», – были посвящены причинам антирелигиозной сущности российского большевизма и германского национал-социализма, которые владыка видел в вековой борьбе между христианской и языческой идеями: «Фашизм, национал-социализм, большевизм – это нынешние формы нового язычества, более агрессивного и опасного, чем старое». Говоря о жестоких гонениях на Русскую Православную Церковь, митрополит все же выражал уверенность в ее силах, и, отмечая, что она еще займет подобающее ей значительное место в жизни России, предвидел возможное улучшение отношения советского государства к Русской Церкви: «Но она является единым могучим объединяющим центром всех творческих сил нации. Даже всемогущий Сталин, – ужас для всякого коммуниста, в одной своей речи высказал много положительных мыслей о Православной Церкви в прошлом… Религиозные гонения все еще продолжаются, но эти признания диктатора звучат во многих ушах. Возблагодарим Бога, что последняя надежда России и славянства – ее Святая Православная Церковь – жива. А если она жива, то будет жить и русский народ»[53].

Вторая статья была полностью направлена против нацизма и разоблачала несостоятельность его основных принципов – от расизма до социальной этики. Владыка возмущался гонениям на протестантов и католиков и приветствовал их сопротивление «новой национал-социалистической религии с ее новым тройственным догматом крови, расы и почвы»[54]. Две другие статьи – «Церковь, война и мир» и «Два света», – доказывали, что война – это абсолютное зло и не имеет никаких оправданий[55].

Однако официальная позиция Синода была более умеренной и исходила из традиционной христианской доктрины, что война является относительным злом при добронамеренных целях. Эти взгляды проявились на страницах «Церковного вестника» уже в 1940 г., а в следующем году в болгарской церковной публицистике, освещавшей проблему войны, произошла резкая перемена, связанная с вступлением в нее самой Болгарии.

Вскоре после начала II Мировой войны, 15 сентября 1939 г. Болгария заявила о своем нейтралитете, однако через полтора года склонилась к союзу с нацистской Германией. 7 сентября 1940 г. был подписан Крайовский договор, по которому Румыния передала Болгарии Южную Добруджу. Священный Синод поздравил царя Бориса III с мирным решением проблемы. Болгарским архиереям казалось, что экзархат начал восстанавливать свою прежнюю территорию и вновь выполнять функцию гаранта национального единства.

Следует отметить, что советское правительство, пытаясь помешать вступлению Болгарии в союз с Германией, по некоторым сведениям, также обещало возможное увеличение территории страны[56]. Однако эти шаги не помогли, 1 марта 1941 г. правительство премьер-министра Б. Филова подписало договор о присоединении Болгарии к Тройственному пакту, и в тот же день на ее территорию вступили немецкие войска, которые 6 апреля совершили нападение на Югославию и Грецию. При этом Болгария, сохраняя определенную самостоятельность во внутренней и внешней политике, заняла особое положение по сравнению с другими странами-сателлитами нацистской Германии, которое современные болгарские историки определяют, как положение «своенравного союзника»[57].

В боевых действиях против Югославии и Греции Болгария не участвовала, но после военного разгрома этих стран, по заключенному 24 апреля 1941 г. соглашению с Германией, 6 мая 1941 г. оккупировала восточную часть Македонии (так называемая Вардарская Македония), Вранский и Пиротский округа Сербии и два небольших района Косова, а также греческую Западную (Беломорскую, Эгейскую) Фракию с прилегавшими островами Тасос и Самофракия. Однако Германия не признала все болгарские претензии, в частности, на г. Салоники и прилегающую область.