Массовое рабочее движение, самую возможность которого еще в 1895 г. отрицал русский министр финансов, становится таким же неизбежным спутником русского капитализма, каким оно давно стало для капитализма западного. С чрезвычайной быстротой проходит это движение те ступеньки, по которым оно медленно взбиралось в более старых капиталистических странах, в десять лет вырастая из «мирной» борьбы рабочего за свои повседневные, будничные интересы («за пятачок», как презрительно выражалась иногда мелкобуржуазная революционная интеллигенция, от этой необходимости бороться за пятачок судьбою избавленная) в настоящую рабочую революцию.
Уже в промежутке 1896—1903 гг., который мы теперь изучаем, в нем можно наметить три фазы
(последовательные изменения). В первой фазе профессиональные («пятачковые») интересы еще решительно господствуют, как господствовали они в английском рабочем движении в течение целых 40 лет (примерно с 1850 по 1890 г.). Ядро забастовочной массы в это время составляют текстильщики: в 1897 г. их бастовало, по официальным сведениям, до 47 тыс. (из общего числа забастовщиков в 50 тыс. человек), тогда как металлистов в этом году бастовало лишь с небольшим 3 тыс. Официальные цифры конечно и в том и в другом случае ниже действительности, но так как они ниже действительности всюду, то взаимоотношение разных групп рабочих по ним можно установить довольно правильно31. Стачки в это время, как и полагается чисто «профессиональным» стачкам, стараются сохранить мирный характер, — как мы видели, ставивший втупик начальство. Если и в этом периоде встречаются нам забастовки, принимавшие бурный характер, сопровождавшиеся «уничтожением фабричного и другого имущества», как гласили правительственные сообщения, иногда даже разгромом фабрик, поджогами, убийствами особенно не любимых рабочими директоров, мастеров и т.д. (таков был ряд стачек в Московской и Владимирской губ. в 1897—1899 гг.), то это было признаком невыдержанности, плохой организованности движения, а не его революционного характера. Чем лучше были организованы рабочие во время этих «профессиональных» стачек, чем они были сознательнее, тем спокойнее они себя держали: у питерских ткачей и следа не было того, чем ознаменовались стачки не «раскрестьянившихся» еще рабочих Владимирской губ.