Народные массы отнеслись сначала к войне в далекой Манчжурии равнодушно. Только когда одна мобилизация за другой стали выхватывать из крестьянских семей работников, так что в иной деревне скоро не досчитывалось трети, а то и половины взрослых мужчин, — только тогда массы начали глухо роптать. Но правительство Плеве действовало хитро: при мобилизациях намеренно обходили промышленные центры и вообще крупные города. Там, где население было наиболее сознательно, где лучше всего была поставлена революционная пропаганда, война чувствовалась всего слабее, и меньше всего было поводов для ропота.
Несколько иначе отнеслось к войне «общество», т. е. буржуазия и интеллигенция. Здесь и последние месяцы перед войной широко было распространено относительно правительства то же заблуждение, какое у самого правительства было относительно японцев. Как правительство Николая II было уже убеждено, что японцы «не посмеют» начать войну, так «общество» было убеждено, что ее не посмеет начать правительство Николая. Причиной этого заблуждения были ходившие в публике преувеличенные слухи о денежных затруднениях правительства: люди совершенно «осведомленные» уверяли, что в казне не найдется денег больше чем на три месяца войны, четвертый месяц будет началом государственного банкротства. «Общество» не догадывалось, что за спиною Николая и его правительства стоит парижская биржа и что она уже конечно не допустит, чтобы лопнуло такое выгодное предприятие, каким был для нее российский царизм. Так и случилось: за время войны Николаю удалось «перехватить» за границей 1 210 млн. руб. и покрыть этим способом 9
/10 всех расходов (всего война стоила 1 330 млн. руб. золотом). Правительство не только не обанкротилось от войны, как ожидало «общество», но даже не прекратило размена бумажек на золото. Только платить по долгам теперь приходилось больше: прежде русские займы заключались номинально из 4%, а в действительности из 4½%; теперь на словах брали 5%, а в действительности приходилось платить больше 6. Парижские друзья попользовались-таки от беды своего петербургского друга.Когда вопреки ожиданиям «общества» Николай «посмел», русское правительство подняло перчатку, брошенную ему японцами, «общество» в первую минуту струсило. Несколько земств выступило с «патриотическими» адресами к царю. Струве в издававшейся левыми земцами за границей газете «Освобождение» советовал кричать: «Да здравствует армия!» Побед японцев на суше никто не ждал: общее мнение было такое, что на море конечно «они» «нас» потреплют, ну, а на сухом пути где же «им» с «нами» справиться. Поэтому, когда японцы стали бить армию Куропаткина, «общество» испытало новое разочарование, но уже в обратную сторону. Стали надеяться, что поражения заставят правительство Плеве пойти на уступки, и стали готовиться эти уступки принять, а в случае нужды и подтолкнуть к ним колеблющееся правительство. «Союз освобождения», основанный левыми земцами еще в 1903 г., но скоро оказавшийся в руках не столько земцев, сколько так называемого «третьего элемента» — земских врачей, статистиков, учителей и т. д., которые были гораздо радикальнее самого либерального из помещиков, — быстро рос и стал даже издавать прокламации по поводу войны. Плеве со скрежетом зубов говорил по этому поводу, что «при земских управах образуются когорты санкюлотов45
которые приобретают доминирующее (господствующее) влияние на ход земских дел, отстраняя от них те элементы, которые призваны к самоуправлению законодателем».Два события окончательно переломили настроение «общества» в сторону «пораженчества» и революции: то были, во-первых, убийство Плеве в июле 1904 г. и, во-вторых, ляоянское сражение месяцем позже, в августе.