Русская история. В самом сжатом очерке

Еще до рассвета рокового дня стали собираться рабочие около отделов. Считали, что собралось до 200 тыс. человек, но самим участникам и этого было недостаточно: «Мало народу, мало», — толковали в толпе. Последний раз слышались речи, пытавшиеся в словах выразить невыразимое горе. Вот одна из них, записанная очевидцем, со всей путаницей мыслей, старых и новых, просившихся наружу и не находивших себе выхода: «Товарищи, вы знаете, за чем мы идем. Мы идем к царю за правдой. Невмоготу нам стало жить. Помните ли вы Минина, который обратился к народу, чтобы спасти Русь? Но от кого? От поляков⁵¹. Теперь мы должны спасти Русь от чиновников, под гнетом которых мы страдаем. Из нас выжимают пот и кровь. Вам ли описывать нашу жизнь рабочую? Мы живем в одной комнате по десять семей, также и холостые. Так ли я говорю?» — «Верно, верно!» — раздалось со всех сторон. «И вот, товарищи, мы идем к царю. Если он наш царь, если он любит народ свой, он должен нас выслушать...»

А в это время все приготовления к расстрелу были уже сделаны. Войска были на местах, — не надеясь на местные питерские, подвезли пехоту из Пскова. В интеллигентских кругах об этом знали и в ужасе метались от Святополк-Мирского (все еще номинально министра, хотя после 12 декабря он не имел уже никакого значения) к Витте (тоже еще отставному и еще не вернувшему себе прежнего влияния). Ни тот, ни другой не хотели, да и не могли помочь. Все было теперь в руках военных властей, а те, со своей стороны, во что бы то ни стало хотели «дать урок». Интеллигентская депутация, — к которой принадлежал между прочим и М. Горький, — достигла только того, что на другой день ее арестовали... как «временное революционное правительство».

Первый кордон войск и первые выстрелы рабочие встретили уже у городских застав. В одной из свалок Гапон был сбит с ног, и, вытащенный из толпы своими поклонниками, более уже не появлялся в этот день на сцене⁵². Уже этого первого соприкосновения со слугами царскими было достаточно, чтобы настроение массы начало меняться. «Ораторы-революционеры, — говорит Гапон в своих записках, рассказав о первых расстрелах у застав, — до того дня нежеланный элемент среди рабочих, находили массу слушателей. — «Не стоит итти к Зимнему дворцу, — говорили они, — вы видите, что царь не хочет принять нашей петиции. Мы ничего не добьемся от него с пустыми руками. Мы должны быть вооружены». В ответ на это с разных концов толпа кричала: «Дайте нам оружие!» Разбившись на малые группы, толпа двигалась по соседним улицам, останавливая проезжающих офицеров и полицейских, и отнимала у них оружие». Но в общем масса еще сохраняла иллюзии. Большей части манифестантов удалось-таки добраться до Дворцовой площади (теперешняя площадь Урицкого). Зимний дворец, пустой, был окружен густыми массами войск, даже с артиллерией, точно ему угрожала осада. Толпе дали собраться, как будто нарочно ее заманивали. Все уже начали успокаиваться, считая, что выстрелы на заставах были недоразумением, плодом глупости отдельных начальников. Как вдруг на площади заиграл рожок, и пошла «пальба пачками». Сотнями валились убитые и раненые, — в человеческую гущу можно было бить почти без промаха.

После первых минут ужаса разбежавшиеся рабочие пришли в ярость, вымещая на отдельных, попадавшихся им под-руку, военных и городовых злодейство всей военно-полицейской своры. Это вызвало новую пальбу и новые взрывы ярости толпы.

Один из иностранных корреспондентов описывал такие сцены: «Озлобление и возмущение массы достигли высшего предела. Толпа заняла буквально все соседние к Невскому и Гоголевской улицы, избивая беспощадно всех военных, которые проезжали на санях. Я видел, как толпа до крови избила двух жандармских офицеров и двух артиллерийских прапорщиков. У одного отняли саблю и сорвали эполеты, другому удалось спастись бегством. Толпа напала на одного пехотного офицера, на одного гвардейца и тоже отняла у него саблю. Пожилой генерал был ранен бутылкой в лоб, а эполеты были с него сорваны... Побили одного морского капитана. Все это происходило вблизи от войска, которое ничего не могло поделать. На Невском, недалеко от Морской, толпа составила большое народное собрание. Я слышал две пламенные речи. Одна заканчивалась криком: «Долой самодержавие!» — криком, который толпа подхватила с энтузиазмом. Другая речь была закончена громким призывом: «К оружию!» Толпа встретила этот призыв с большим сочувствием. Но вот появилась одна, потом другая рота стрелков. Толпу разбили на две части и оттеснили к набережной Мойки. Стрелки заняли Полицейский мост... Вдруг раздался залп с другого берега Мойки, и через несколько минут понесли раненых, залитых кровью...»