Русская история. В самом сжатом очерке

Первые три месяца 1905 г. и отмечены поэтому в истории русской революции тем, что можно назвать «бунтом просветительных обществ». Уже к концу XIX в. в России образовалось несколько центров, к которым тяготели средние интеллигенты, представители так называемых «свободных профессий». То были: Русское техническое общество для инженеров, Московское общество сельского хозяйства и Вольное экономическое общество в Петербурге для агрономов, экономистов, статистиков и т. д., педагогические общества (особенно Московское) для учителей, Пироговские съезды для врачей, Московское юридическое общество для юристов. Последнее было прикрыто задолго до революции (по случаю юбилея Пушкина в 1899 г., когда председатель общества Муромцев рискнул бросить слова о «властном произволе» в лицо председательствовавшему на юбилейном собрании в Московском университете Сергею Романову); деятельность Вольного экономического общества тоже была очень стеснена, но другие общества и съезды действовали в начале 1905 г. энергичнее, чем когда бы то ни было. Составлявшая их ядро старая «академическая» интеллигенция (профессора, «известные», большею частью весьма небедные, инженеры, врачи, педагоги и литераторы) была уже с осени 1904 г. оттеснена на задний план гораздо более ее радикальными «левыми освобожденцами». Эти последние (состав их мы видели: см. выше, стр. 308), в начале еще робкие, далекие от революционности, быстро смелели, по мере того как атмосфера накалялась. Из двух душ, которые живут в груди каждого интеллигента, — души «грамотея-десятника», помогающего капиталисту эксплоатировать рабочего, и души «разночинца», вышедшего из народной массы и лучше чувствующего ее горе, чем более обеспеченные верхние слои, — вторая все больше и больше брала верх над первою. Пример рабочих действовал заразительно, — идея интеллигентской политической забастовки уже носилась в воздухе.

«Бунт просветительных обществ» начало Московское общество сельского хозяйства — когда-то степенное, помещичье и чиновничье, а теперь, в руках «освобожденцев», вынесшее уже 14 января самую резкую резолюцию протеста против петербургских избиений. Но другие последовали за ним так быстро, что скоро невозможно было разобрать, которое идет впереди. Незабываемую картину представляли собой заседания этих обществ в январе—марте 1905 г. Вместо сухих, скучных докладов, деловых прений, перед многочисленной публикой всюду шел непрерывный тысячный митинг, куда валила валом вся интеллигентская публика: членских билетов никто не спрашивал. На повестке стояли «текущие дела», но ни о каких «делах», показанных в уставе общества, никто и не вспоминал. Произносились страстные политические речи, выносились резолюции, одна «краснее» другой, — резолюции, от которых, казалось, должны были бы рухнуть стены тех почтенных, большею частью казенных зданий, где общества продолжали попрежнему собираться и откуда растерявшееся ближайшее начальство, привыкшее повергать во прах прежних «либералов» мановением бровей, теперешних «радикалов» даже и не мечтало выжить. Этого начальства впрочем нигде и видно не было, и собравшиеся вспоминали о нем не больше, чем об уставе. Если и читались иной раз доклады — руководителям общества на минуту удавалось организовать движение, — они посвящены были или объяснению собравшимся основных вопросов демократического строя или истории революционного движения и т. п. И прения по этим докладам очень быстро разливались теми же безбрежными волнами нескончаемого митинга.