Русская история. В самом сжатом очерке

Это дает возможность сравнить движение 1905 г. с предшествующими годами. Ни в один из этих годов количество стачечников не превышало 5% всего числа рабочих, только в 1903 г. оно чуть-чуть превысило эту норму (5,1%). В 1905 г. движение шло таким образом в тридцать три раза «гуще», чем когда-либо ранее.

Позже, когда мы будем подводить итоги движению, мы разберемся в нем поближе, — кто именно и как бастовал. Мы тогда увидим, что были категории рабочих, которые даже в 1905 г. не бастовали ни одного раза. Но какие непосредственные результаты получались у тех, кто вел борьбу?

Прежде всего после 9 января как-то само собою кажется, что каждая забастовка в России была отражением политической борьбы, протестом рабочих против самодержавия. Конечно, как проявление острой классовой вражды, всякая забастовка была фактом политическим, — это еще Желябов заметил. Но такой она была объективно, независимо от сознания самих рабочих, и этой объективной стороны в дни Желябова почти никто из рабочих не замечал. В 1905 г. было разумеется уже иначе, но тем не менее половина забастовок этого года все же, выдвигала еще только экономические лозунги. Из общего числа стачечников с экономическими лозунгами бастовало 1 439 тыс. рабочих, с политическими — 1 434 тыс.

Это вовсе не значило, что экономическое движение 1905 г. не было революционным — мы сейчас увидим, что экономические забастовки очень скоро уперлись в революционный не только для России 1905 г., но и для Западной Европы лозунг 8-часового рабочего дня. Но это несомненно значило, что большевистское понимание революции, как борьбы за власть, борьбы, которая неизбежно должна привести к замене самодержавия революционной диктатурой пролетариата и крестьянства, еще не овладело широчайшими кругами рабочего класса. Даже участвовавшая в движении часть рабочей массы не сосредоточила еще всех своих ударов на самодержавии. Она боролась и с царем и с хозяином, — и с хозяином даже больше, чем с царем, ибо забастовок с одними политическими лозунгами было очень мало, а экономические требования выдвигала почти каждая политическая забастовка. Каково было настроение задних рядов рабочей массы, даже тех ее отрядов, которые бастовали особенно настойчиво и самоотверженно, — лучше всего описать словами одного из руководителей крупнейшей забастовки лета 1905 г., знаменитой стачки иваново-вознесенских текстильщиков, охватившей более 50 тыс. человек и державшейся два месяца — с мая по июль. По продолжительности это была самая грандиозная стачка, какую видала Россия.

И вот что однако рассказывает этот товарищ:

«В речах ораторов в первое время стачки не было не только решительных и смелых призывов к вооруженной борьбе, но вообще наблюдалась тенденция подходить к острым вопросам революции очень осторожно. Это вызывалось тем соображением, что настроение большей части бастующих, наиболее отсталых элементов, было отрицательное ко всем этим вопросам. Это было видно из того, что при попытках товарищей затронуть эти вопросы создавалось шумное настроение большинства участников собрания; отовсюду слышались крики: «Довольно! Не надо об этом. Мы хотим мирной борьбы, а не революции... У нас забастовка экономическая» и т. п.

Однажды Ф. Кукшин («Гоголь») после короткой речи с трибуны крикнул: «Долой самодержавие!» После этого толпа так громко волновалась и протестовала против этого, что одному из товарищей-интеллигентов немалого труда стоило ее успокоить. После этого случая для нас особенно стало ясным, что бастующих нужно еще подготовлять, соответствующим образом воспитывать в политическом отношении и что подход к этому воспитанию должен быть очень умелый и осторожный. Это воспитание происходило регулярно на ежедневных общих собраниях бастующих, и Талка⁵⁹ превратилась в полном смысле в «университет политического воспитания бастующих рабочих», который, интенсивно работая, делал это свое дело с большим успехом».

А между тем иваново-вознесенская стачка несомненно принадлежала к числу политических: она выставила требования свободы печати, союзов и собраний, неприкосновенности личности и жилища и даже созыва учредительного собрания на основе всеобщего, прямого и т. д. избирательного права. Кто удивится, как при таких условиях могли взволноваться рабочие, услыхав «долой самодержавие», тому мы напомним петицию Гапона, где ведь тоже все эти политические требования были, а рабочие тем не менее шли с нею к царю. Настроения, изжитые петербургским пролетариатом еще в январе 1905 г., по всей России изживались лишь очень медленно. Через два с половиной месяца и иваново-вознесенские рабочие, по отзыву того же товарища, «стали совершенно неузнаваемы», но за ними приходилось проделывать ту же воспитательную работу над другими.