Русская история. В самом сжатом очерке

Между тем паника правительства уже начинала проходить. Что оно тут, на месте, и никуда не ушло, — самодержавие постаралось показать буквально на другой же день после победы рабочего класса. 17-го Николай подписал свой манифест, а с 18-го по всей России идет волна погромов, направленных против интеллигенции и евреев, — громить рабочих не решались, ограничиваясь нападениями на отдельных рабочих депутатов. План погромов был до такой степени трафаретный, точка в точку одинаковый всюду и везде, что одного этого достаточно было, чтобы ни один разумный человек в их «стихийность» не поверил. Кучка местных «благонамеренных граждан», из лавочников и спекулянтов, во главе с попами и в сопроврждении понемногу росшей толпы босяцкого хулиганья, с портретом Николая, добытым из полицейского участка, и трехцветными флагами отправлялась «патриотическим шествием» по улицам города, распевая «боже, царя храни».

Уже вся эта картина, на фоне только что победившей забастовки, когда «долой самодержавие» летело со всех уст, когда улицы были полны звуками «Марсельезы», а трехцветные знамена с молниеносной быстротой превращались в красные (белую и синюю полосы отдирали), — на таком фоне уже картина этого «патриотического шествия» была явной и грубой провокацией, «Патриоты» требовали конечно снимания шапок перед царским портретом; отказывавшихся немедленно избивали, подогревая таким путем боевое настроение толпы. Полиция смотрела невинными глазами, как будто никакого нарушения порядка не происходило, или таинственным образом куда-то исчезала с улиц, — точно сквозь землю проваливалась. Понемногу руки расходились: били уже не только тех, кто не снимал шапки, а и тех, кто ее снимал недостаточно охотно и быстро; припоминали, кто выступал на митингах, били их при встрече, потом стали захаживать к ним на дом, где уже не только били, но и громили. Если же попадалась навстречу революционная манифестация, избиение принимало массовый характер; а в случае сопротивления «красных» провалившаяся сквозь землю полиция вырастала вновь с такою же волшебной быстротой, да не одна, а в сопровождении казаков и пехоты. Где сопротивление было более или менее организованно, пускались в ход пулеметы, и «патриоты», после расстрела, начинали громить и грабить уже без всякого удержу.

Если прибавить, что не только царский портрет был из участка, но и несли его нередко полицейские (в Одессе его возил по всему городу в коляске градоначальник Нейдтардт), что были перехвачены полицейские приказы «содействовать» «патриотическим манифестациям», то никаких сомнений в организованности всего движения быть не могло уже с самого начала. Разоблачения бывшего директора департамента полиции Лопухина, поссорившегося в это время со своим бывшим начальством и раскрывшего его секреты, дали документальные подтверждения. Было установлено, что погромные прокламации печатались в самом департаменте полиции при помощи материала, захваченного в разное время при обысках революционных типографий, что распространялись эти прокламации через жандармских офицеров, которые иногда и сами выступали в качестве «авторов». Местные власти, по наивности или чрезмерной полицейской добросовестности стеснявшие погром, быстро оказывались «негодными» и смещались. А центральные власти «ничего не знали», и министр вкутренних дел Дурново, старый прожженный сыщик» с «удивлением» услыхал от Витте о том, что творит состоящий под его непосредственным начальством департамент полиции.