Русская история. В самом сжатом очерке

Но, помимо экономических условий, сильнее еще действовали условия непосредственно политические, и первым из них была изолированность Петербурга. Рабочие правильно указывали, что ноябрьскую забастовку не поддержала даже Москва. Мы уже говорили, что партия организационно была еще не в силах охватить движение; теперь приходится прибавить, что и само движение растянулось, как растягиваются лошади на скачках. Петербургский пролетариат шел далеко впереди провинции, пролетариат вообще — далеко впереди крестьянства. Это было главным плюсом самодержавия в начавшейся колоссальной борьбе. Не нужно забывать, что уступку 17 октября вызвала всероссийская стачка и что всероссийской стачки более повторить не удалось. С движением в отдельных городах, даже очень крупных, как Петербург, самодержавие могло справиться, поскольку в его руках оставалась вооруженная сила, а вооруженная сила в Петербурге была наиболее надежная для самодержавия, поскольку это была царская гвардия, это — во-первых, а во-вторых, вооруженная сила всюду равнялась не по рабочим, а по крестьянству. Это между прочим прекрасно понимали и сами рабочие. «Все чаще, все настойчивее, — говорит в своих воспоминаниях один из участников движения, — мысль рабочих возвращалась к вопросу о крестьянстве. Без мужиков ничего не поделаем, — говорили рабочие, — вся сила у них. Нам солдаты не поверят; вот когда мужики с ними заговорят, тогда дело по-иному пойдет».

Для того чтобы петербургское движение стало действительно авангардом общероссийского, нужны значит были связи в двух направлениях — с другими городами, во-первых, с деревней, во-вторых. Без этого петербургскому движению грозил неизбежный и близкий конец. Тем, насколько энергично и быстро устанавливались эти связи, мерилась политическая умелость вождей Петербургского совета и организационная зрелость его самого.

Как в борьбе за 8-часовой день, так и в деле налаживания этих связей нельзя конечно говорить о полной неудаче. Кое-что делалось. Основанный эсерами Крестьянский союз был, в своей верхушке, очень близко притянут к Петербургскому совету, и «финансовый манифест» например, о котором придется дальше говорить, был делом общего выступления, причем роль Крестьянского союза была пожалуй даже активнее. К сожалению союз сам по себе был весьма мало революционной организацией, представляя главным образом зажиточную верхушку деревни и эсеровскую интеллигенцию. До подлинного «мужика» совету добраться не удалось, и не видно даже систематических попыток использовать чрезвычайно широкое именно в дни существования Петербургского совета аграрное движение (1 590 выступлечий за октябрь—декабрь 1905 г. против 474 за предыдущий период, июль—сентябрь). Кампания по организации советов в провинции ограничилась посылкой нескольких отдельных эмиссаров, и хотя деятельности этих эмиссаров сами петербуржцы (и сами эмиссары) придавали огромное значение, несомненно, что например Московский совет возник не «по образцу Петербургского», а совершенно самостоятельно, отчасти по иному типу и с иными задачами. В итоге ноябрьское движение кончилось неудачей. «Стачкизм» был в тупике: локаут был ясным доказательством, что стачкою более ничего не добьешься. «Даже страстные поклонники всеобщей политической стачки как универсального средства борьбы за власть приписали к своей формуле «вооруженное восстание». Против силы было одно только средство — сила».

«Сейчас же необходимо перейти к боевой организации наших заводов и их вооружению. Составляйте на каждом заводе десятки с выборными десятскими, сотни — с сотскими, и над этими сотнями ставьте командира. Доводите дисциплину в этих организациях до такой высокой степени, чтобы в каждую данную минуту они могли выступить по первому призыву. Помните, что при решительном выступлении мы должны рассчитывать только на себя: либеральная буржуазия уже начинает с недоверием и даже враждебно относиться к нам. Демократическая интеллигенция колеблется. Союз союзов, так охотно примкнувший к нам в первую забастовку, значительно меньше сочувствует второй». Но говоривший это — сам Хрусталев-Носарь — забывал, что для вооруженного восстания требуется подъем больший, чем для забастовки. А после неудачной борьбы за 8-часовой день падало даже забастовочное настроение. Причем сочувствие или несочувствие «либеральной буржуазии» и интеллигенции не играли тут большой роли. Первая боялась пролетариата, вторая жалась к пролетариату пока он был силен. Доказательство его слабости должно было ободрить первую и оттолкнуть вторую⁷¹.