Русская канарейка. Голос

На миг перед глазами Леона возникла фигура Тассны, за которым он так долго шел по улицам и переулкам Бангкока, его походка профессионального танцора, стремительная и расслабленная, ритмичное движение локтей, прищелкивание пальцев… А ведь как искренне тот прослезился, вспомнив о старике: «Цуцик! Суч-потрох!!!» «Одно не исключает другого», — любил повторять Иммануэль… Одно не исключает другого? Гендель в часовне Кингс-колледжа не исключает мертвого тайца в грязных водах канала.

— И все же, откуда вообще взялись у Иммануэля эти двое? — помолчав, спросил Леон.

— Слушай, кто сейчас вспомнит, столько лет прошло. Ни Мири, ни Алекс ни черта не в состоянии сказать. Скорее всего, знакомые порекомендовали. Знаешь, как бывает: старики умирают, хороших сиделок передают из дома в дом… Эти два брата будто из-под земли выскочили, и в самый нужный момент, когда Иммануэля парализовало.

— И куда же делся второй брат? — спросил Леон. — Винай? Кстати, они были очень разными, эти братья, и второй довольно часто отлучался до дому.

— А почему ты так о нем волнуешься? — насторожился Натан. — Тот танцор, похоже, и вправду ничего конкретного не знал. Возможно, интересуясь, мы недостаточно усердствовали. Но — сам понимаешь: мы не дома.

Леон пожал плечами, промолчал… В данный момент он не смог бы объяснить, почему исчезнувший Винай так часто всплывает в его мыслях. Ведь пресловутая интуиция музыкального импровизатора — не причина?

А главное, меньше всего ему сейчас хотелось приближаться к острову Джум.

— Ну ладно. — Натан повернулся спиной к прекрасному виду и локтями оперся о парапет.

— Не знаю, стоит ли говорить, до какой степени мы тебе благодарны, — пробурчал он. — Ты невероятно нам помог, просто — как дверь открыл, так что мы уже могли сунуться к нашим друзьям в Берлине и Лондоне. Не бог весть что, но и там, и тут какие-то свои человечки имеются: глянуть в картотеки, вытянуть старые рапорты двадцатилетней давности, показания обвиняемых или свидетелей на процессах. Ну, и свои силы задействованы, само собой. Сегодня картина несколько прояснилась. Хочешь подробности, кто он — твоя добыча, твой Казах?

Еще бы, мрачно кивнув, подумал Леон. Еще бы мне не хотелось услышать о «нашем дяде Фридрихе».

— Тогда зайдем куда-нибудь, где не так дует. Ты нарочно выбрал самое ветреное место в Париже, не считая Эйфелевой башни? Где здесь, черт возьми, можно сесть и выпить чашку кофе?

— Опять кофе?!

— Цыц, — отозвался Натан беззлобно. — Мне не хватает еще одной Магды на берегах Сены. В Париже я хотел бы вырваться из госпитальных условий.

— Тут рядом есть забегаловка, на углу Сен-Жермен и Кардинала Лемуана. Наверняка уже открыта. Хозяин — симпатичный парень, зовут Амокрэн.

— Араб?

— Бербер.

И пока шли по направлению к ничем не примечательной забегаловке с напыщенным именем «Ле кардинал Сен-Жермен», Натан с Шаули препирались о происхождении берберов. Натан утверждал, что они потомки «карфагенян и прочих филистимлян и финикийцев, населявших Северную Африку до новой эры», а Шаули комично таращил глаза и спрашивал, действительно ли Натан уверен, что финикийцы и филистимляне — это одно и то же? Похоже, недавно он брал очередной курс в Открытом университете — то ли по этнографии, то ли по истории Древнего мира.

Они вошли в кафе и, лавируя меж пустыми по утреннему времени столиками (лишь за двумя в разных концах зала сидели, нахохлившись над первой чашкой кофе, два сизых от недосыпа студента), пробрались в дальний угол, где вдоль всей стены тянулся лиловый бархатный диванчик, а перед ним — ряд одноногих круглых столиков. Здесь можно было выпить чашку кофе, проглотить сэндвич и сидеть часами, не привлекая к себе внимания. В обеденное время тут подавали два-три горячих блюда из самых простых: бифштекс с картошкой, цыпленок, жареная рыба…

— Вот и хорошо, — усаживаясь и разматывая шарф, вздохнул Натан. — Как бы дождь не ливанул, а, Шаули? Сядь-ка вот тут, напротив, Леон. Чтоб я лицо твое видел.

Он расстегнул и снял плащ, аккуратно свернув его на диванчике этакой посылкой. Сдержанно и конспективно, почти невозмутимо заговорил: