— Ах, вот оно что… Послушайте, Леон Этингер. Перед вами и в самом деле стоит судьба в образе занудного старикашки. Кларнетистов в мире сотни тысяч. Вряд ли вам светит что-нибудь иное, кроме провинциального симфонического оркестра или захолустной оперы, где двадцать восемь спектаклей в месяц и мизерная зарплата заставят либо спиться, либо сдохнуть от тоски. Поверьте, не одно десятилетие я учу петь здешних кретинов и бездарей. У вас звук, опёртый от природы, что само по себе феноменально, невероятная полетность голоса, очень теплый, «шоколадный», «масляный» тембр. А главное, такой верхней форманты я не встречал ни у кого и нигде. У вас смыкаются только те части связок, что нужны контратенору. Это даст и мощь, и гибкость, большую, чем у самых высоких женских колоратур, и в то же время подлинную ангельскую бестелесность, о которой я вам битый час твержу тут, возле вонючей курилки. А какой фантастический репертуар! Музыка Средневековья и Ренессанса — ладно, согласен, это на любителя. Но вся музыка барокко: Гендель, Бах, итальянцы — Господи, спаси и помилуй! И учтите, практически никакой конкуренции: контратенор — редчайшая и очень дорогостоящая птица!
Он, казалось, и сам устал от восклицательных знаков, что рассыпал в своей речи, как композитор-романтик рассыпает направо и налево свои взволнованные каскады. И когда Леону почудилось, что уставший старик уже завершил свою обольстительную лекцию, Кондрат Федорович вдруг собрался, приподнялся на цыпочки, тряхнул головой так, что задрожали мешки под глазами, и закричал:
— Нужно работать, работать не покладая рук!!! До проклятий самому себе за каторжную жизнь!!! Знайте: каторга для вас — дорога на Олимп! Эта дурацкая дудка, — он брезгливо кивнул на чудесный и дорогущий кларнет Леона, — туда не приведет.
Отыграв коду, спустился наконец с котурнов греческого трагика и совершенно спокойно проговорил:
— Запишите телефон. Есть на чем почиркать? Это недалеко — здесь, на Патриарших. Большой Козихинский переулок…
— …коммуналка? — спросил Леон, записывая адрес. И Кондрат Федорович рассеянно отозвался:
— В общем, да… Приходите вечером, послушаем записи, посмотрим ноты… Если есть у вас хоть капля мозгов, Леон Этингер, а вам по имени-фамилии положено их иметь, то вы поразмыслите над тем, что я вам сейчас говорил.