Русская классика, или Бытие России

«Детскость» потому определяет культуру, что отцы – те же дети, а дети, как показал в «Думе» Лермонтов, ничуть не лучше отцов. Человек биологически становится отцом, оставаясь по сути ребенком. Говоря об отцах, мы на самом деле описываем детей, и наоборот. Отцы не могут – в плане духовно-нравственном – считаться отцами. Приведу несколько шаржированное высказывание защитника на суде из «Братьев Карамазовых»: «Такой отец, как убитый старик Карамазов, не может и недостоин называться отцом. Любовь к отцу, не оправданная отцом, есть нелепость, есть невозможность». Кто же отцы? Ведь ведут они себя, как распущенные, развращенные подростки, не знающие удержу и нормы. Об этом программное стихотворение Н.А. Некрасова «Родина»:

И вот они опять, знакомые места,
Где жизнь отцов моих, бесплодна и пуста,
Текла среди пиров, бессмысленного чванства,
Разврата грязного и мелкого тиранства;
Где рой подавленных и трепетных рабов…

Ключевые слова здесь – «жизнь… бесплодна и пуста», а также слово «рабы». Отцы проматываются «среди пиров и разврата». Они бесплодны. Раб, однако, тоже бесплоден, он не творит произведений культуры и цивилизации, выполняя лишь указания хозяина, по сути он проматывает свою жизнь. Но хозяева здесь – те же рабы. «Взгляните только на свободного человека в России, – замечал Чаадаев, – и вы не усмотрите никакой заметной разницы между ним и рабом»[898]. Потомство рабов столь же бесплодно, ибо точно так же существует не самодостаточно, а прихотью очередного хозяина. Вот вам «дети» в лермонтовской «Думе»… Чем они отличаются от отцов?

Толпой угрюмою и скоро позабытой
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда.

Запоминаются свободные люди, совершающие деяния. Рабы позабываются скоро, им не дано совершить поступков, они объекты, а не субъекты. Но ведь дети, которые у Лермонтова чувствуют себя будущими отцами, прямо сообщают о себе: «перед властию – презренные рабы». Итак, квадратура рабского круга, которая порождает у детей «равнодушную ненависть» к отцам – по произволу ли природного господина, потому ли что отцы ощущаются не отцами, а посторонними, ибо не оставляют в наследство смысла жизни, а смысл этот дети черпают со стороны. Поэтому все отцовские приказания и призывы кажутся детям абсолютно ложными, не относящимися к реальности. По справедливому наблюдению Чаадаева, прежние идеи у нас с такой легкостью выметаются новыми, потому что последние тоже явились к нам извне.

Из века в век ребенок воспитывается в архетипе рабства. В блоковском предреволюционном «Коршуне»:

В избушке мать над сыном тужит:
«На хлеба, на, на грудь соси,
Расти, покорствуй

, крест неси».Идут века, шумит война,
Встает мятеж, горят деревни,
А ты все та ж, моя страна…
(курсив мой. – В.К.)

Что же мешало России, несмотря на явную одаренность народа, на принадлежность к христианской культуре (которая вывела Западную Европу из хаоса Темных веков), обрести внутреннее развитие, естественную взаимосвязь поколений, осуществляя органическую преемственность духовных ценностей? Почему и сегодня отцы равнодушно посылают детей на убой то в Афганистан, то в Чечню, рождая у тех отчуждение и презрение к миру взрослых? Ибо отцы словно недоразвитые дети продолжают играть в солдатиков, не испытывая чувства ответственности за будущее страны. У нас существует Комитет солдатских матерей: матери пытаются спасти жизнь своих сыновей. Отцы же безмолвствуют.

8. Роль православия, или Проблема поверхностной христианизации страны

В начале XIX века католический мыслитель, дипломат, много лет проживший в Петербурге, Жозеф де Местр так объяснял культурно-возрастную ситуацию России: «То нравственное возрастание, которое постепенно ведет народы от варварства к цивилизации, было остановлено у вас, и, так сказать, перерезано двумя великими событиями: расколом десятого века и нашествием татар»[899] (курсив Ж. де Местра, выделено мною. – В.К.).