Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Но тут же в посольстве на другой день встретились с Екатериной Алексеевной Фурцевой и Георгием Алексеевичем Тимошиным – они возвращались в Москву из Туниса через Париж. Уже на аэродроме Надя Леже при Фурцевой уговаривала меня пригласить Шагала в Ленинград. Фурцева, видимо испугавшаяся, что я действительно пошлю Шагалу официальное приглашение приехать в Ленинград, начала поспешно убеждать Надю Леже, что от меня ничего не зависит, что это надо согласовать на высоком уровне в ЦК и что даже Ленинградский обком КПСС не может решить этот вопрос самостоятельно. Так, казавшееся таким естественным, простым и быстродостижимым приглашение на родину всемирно известного художника – оказалось не таким простым. Повеяло холодком.

Странное ощущение я испытывал каждый раз, когда бывал во Франции, Италии, в других странах. Несмотря на инструкции, беседы и предупреждения о возможных провокациях или иных неприятностях, я всегда чувствовал себя совершенно раскованным и независимым в своем поведении. В командировках я занимался делом, дело же требовало здравого смысла, естественности и никаких других ограничений. Но стоило только пересечь границу, или в Париже занять свое место в самолете Аэрофлота, в родном, нашем, заполненном соотечественниками, как сразу появлялось совершенно иное ощущение. Никто ничего вроде бы не говорил – ни в самолете, ни на таможне, а ощущение какой-то скованности, дисциплины поведения появлялось сразу же. И в отчете об этой поездке (это ведь командировка!) на одиннадцати страницах убористого машинописного текста чего только нет: и художники, и коллекции, и произведения, а вот упоминания о Шагале нет! Что, я боялся этого упоминания? Да нет же! Просто оказался в другом измерении. И сотрудникам Русского музея не рассказывал, что был у Шагала, во всяком случае с трибуны не рассказывал. Однако помнил всегда.

Марк Шагал и В.А. Пушкарев в Государственном Русском музее. Ленинград, 12 июня 1973 г.

По возвращении в Ленинград, это произошло в середине февраля 1968 года, я сразу же послал Марку Захаровичу альбом акварелей и рисунков Русского музея. «Пусть он (альбом) постоянно напоминает Вам о Русском музее и зовет Вас в гости к нам», – писал я ему в письме. А 26 марта пришел от Шагала ответ на личном бланке¹²⁷. <…>

В ноябре 1968 года я снова был в Париже в новой командировке по приобретению архивов А.Н. Бенуа, но командировка была столь краткосрочна, а валюты было так мало, что мечтать снова попасть в St. Paul к Марку Захаровичу Шагалу не приходилось. Но все же для него я привез в подарок прялку, которую оставил в Париже у его знакомого. Уже из Ленинграда 25 декабря 1968 года я писал Марку Захаровичу: «Как и обещал, привез для вас русскую расписную прялку. Она оставлена мною у Льва Адольфовича Гринберга, который любезно согласился подержать ее у себя, пока Вы не заберете. Хотя временное пребывание прялки у него доставляет ему удовольствие, насколько я заметил – она хороша… Ваш В. Пушкарев. Привет Валентине Григорьевне».

15 марта 1969 года я получил от Марка Захаровича письмо¹²⁸. <…>

В конце октября – начале ноября 1969 года я вновь был в Париже. 2 ноября, созвонившись накануне от Гринберга, я пошел пешком от гостиницы Vaneau (номер в которой стоит всего 25 с половиной франков) к Марку Захаровичу Шагалу. Его парижская квартира находилась в самой старой части города – Cité, в доме на втором этаже. Дверь открыл сам Марк Захарович. Встретил обрадованно, расспрашивал, как идет художественная жизнь в Союзе. Но больше всего беспокоился о предстоящей персональной большой своей выставке, которая должна состояться в Grand Palais¹²⁹, и все просил, чтобы из Третьяковской галереи выдали панно-декорации, которые он выполнил в свое время для Еврейского театра. Я обещал поговорить в галерее и Министерстве. Но у нас это было все равно, что «глас вопиющего…» Что касается Русского музея, то мы дали все, что просили на эту выставку. По словам Шагала, французы жмутся, денег нет, и не хотят, чтобы его выставка была лучше, чем предстоящая выставка Матисса. Французы, оказывается, страшные националисты! Сфотографировал его и в квартире, и на улице на слайды. Марк Захарович подарил моим двум дочкам по монографии с рисунками на титульных листах, как любил это он делать, и по одной кисточке. Вскоре пришел брат Валентины Григорьевны¹³⁰, и мы поехали завтракать, хотя было уже около часу дня. Завтракали в каком-то ресторанчике: устрицы, к которым я начал уже привыкать, телятина, салаты, мороженое.