— У меня к вам последняя, очень мужская просьба. Когда все закончится, подстригитесь, пожалуйста, у моей невесты Рогнеды Цырюльниковой. До выполнения месячного плана ей не хватает одной стрижки «под горшок», а я ведь ничем уже не смогу помочь. Буквально через несколько минут я сложу свою голову. С улыбкой на устах. С несбывшейся мечтою о медовом месяце.
Он всхлипнул и хотел было разрыдаться, но…
Уже звучит призыв:
— Простимся друзья! Обнимемся перед смертью.
Теперь уже наверняка всхлипывает читатель. Мы понимаем его. Сцену предсмертного прощания колдыбанских удальцов нельзя смотреть без светлых слез. От богатырских объятий расходятся швы на пиджаках. Развязываются шнурки на ботинках. Офицерские погоны встают на попа. Остеохондрозные позвоночники скрючиваются в полувосьмерки. Аллергические носы устраивают ливень. Луженые глотки звенят колоколами: «Как дать пить!»
Это значит, все уже у барной стойки.
— Извините, Юрий Цезаревич. Видно, быть нам вашими должниками вечно…
— О чем речь! Потомки расплатятся. В крайнем случае, заложу в ломбард золотой памятник, который воздвигнет вам Родина.
И вот подняты полные стаканы:
— Ну что ж, друзья! Умрем под волнами!
Ульк?
Нет, конечно же, нет. По классическому сценарию сначала должно произойти диво.
— Умрем!! — по-гладиаторски рявкнул зал.
И диво зашевелилось. В нужное время, то есть когда мы уже действительно умирали от истинной жажды. И в нужном месте, то есть на стуле — из-под полотенца.
— Сто-о-оп! — прерывает нашу предсмертную тираду полпред нью-гигантов.
Развязать иноземного полпреда некому, потому что Ухажеров уже вцепился обеими руками в свой стакан. Но белое полотенце само соскальзывает с Захребет-Закавказского и взлетает вверх. Капитуляция?
— Сдаюсь, — подтверждает пособник нью-гигантов, перевербованный колдыбанскими ушкуйниками. — В чем главная интрига вашего проекта, я так и не понял, но делать нечего. Вы умеете хранить секрет фирмы до конца.
Мы с достоинством молчали. Да, истинные колдыбанцы умеют хранить свой секрет. Особенно когда сами не знают, в чем он, собственно, заключается. И есть ли он вообще.
И вот уже щелкает прадедовский фотоаппарат. Есть кадр для энциклопедий! Волжские неоушкуйники идут карать тире грабить заокеанских неогигантов тире богатеев-невежд.
— Э-э-э! — вдруг затормозил удивительную акцию Захребет-Закавказский. Взгляд опытного деляги вцепился в фотоаппарат:
— Э! Покажите мне хотя бы фотографию легендарного суперразбойника. Ведь я без пяти минут его пособник. Начальство надо знать в лицо!
Это — пожалуйста. Без всякой бюрократической волокиты и предоплаты мы вручили кандидату в наши пособники фотопортреты Луки Самарыча, исполненные Юрием Цезаревичем на радость потомкам. Анфас. Профиль. По пояс. В полный рост. В позе мыслителя на диване. В виде монумента посреди зала. И отдельно вид на Молодецкий курган, то есть на суперживот.
— Любуйтесь, затаив дыхание…
Захребет-Закавказский действительно затаил дыхание, замер и… застонал.
— О-о-о… — простонал он и наконец-то подпрыгнул до потолка.
— Какой же я тупица! Как же я сразу не догадался! Так вот где зарыта колдыбанская собака!
Он провальсировал вокруг своей оси и обратился к нам:
— Джентльмены, мужики, грабители! Это действительно легенда. Лукой Самарычем я утру нос всем. С Лукой Самарычем я озолочусь…
Счастливчик спохватился:
— Вы правильно меня поняли: Родина озолотится. Наша любимая Родина.
Тут же он спохватился еще раз:
— Каков ваш процент? Сколько вы хотите?
— Зачем смертникам золото? — снисходительно улыбнулись мы. — Свой гонорар целиком передаем в казну любимой Родины. А «Интурист» пусть выплатит лишь наш последний кредит, взятый у бармена Подстаканникова.
— О! Сколько он скажет! — в восторге запел казначей Родины. — Столько и еще столько, и еще полстолька, и еще…
Ну вот, по одному пункту традиционного дива можно ставить крыжик. Задача «Как дать пить?» решена, кажется, на пять с плюсом. Теперь самое время привести обалдевшего златолюбца к великой бескорыстной присяге.
— И еще… — продолжал он сулить нам золотые горы.
— Хватит! — остановили мы златолюбца. — И еще… одна совсем маленькая просьба. Последняя. Перед смертью. Когда нас уже не будет, то, пожалуйста… Присягните Особой Колдыбанской Истине. Сокращенно ОКИ.
Вот так. В тысячу раз короче, чем у лучших романтиков — Гомера и Гюго. И в тысячу раз трогательнее. Во всяком случае, трижды (не считая кавказского наречия) неромантичный делец «Интуриста» прослезился.
— При-ся-гаю… — прошептал он. — Ваша ОКИ — О’КЕЙ! Все буквы заглавные.
А что? Удачный перевод. Почти по-колдыбански. Ставим последний крыжик.
— Теперь я полностью прозрел, — вещал меж тем новоиспеченный присяжный служитель ОКИ. — Успех нашей операции обеспечен. Американцы будут рыдать и визжать в своем особом заокеанском экстазе. Мы с вами ограбим их дочиста. Немедленно. Буквально сию минуту!
Он по-чемпионски тире по-разбойничьи потряс руками над головой и… вдруг виновато опустил по швам те же конечности.
— Сию минуту, но… — молвил он совсем по-колдыбански. — Но только не сейчас.