Русская красавица

Матвей по-прежнему ничего не слышал. Вокруг стояла болезненная, звенящая тишина. Казалось, все звуки вспыхнули в этом жадном пламени, заметались, охваченные огнем, пока не сгорели дотла и не осыпалась на почерневшую траву горсткой серого пепла. А потом один за другим звуки вернулись. Слышны были взволнованные крики Анны и шум мотора со стороны магистрали. Матвей оглянулся.

Белая «Нива» неторопливо развернулась и на полной скорости помчалась обратно в город. Матвей проводил ее мрачным взглядом, перехватил поудобнее сумку и повернулся навстречу бегущей к нему Ане.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Раньше, в молодости, Бойко очень часто представлял свою жизнь рекой. Вот она течет по равнине — ни резких поворотов, ни порогов, пологие берега поросли травой, вода мутная и словно бы спит в ожидании. Как и любая река, она не знает, в каком направлении, к какой цели стремится, да это ее и не интересует.

Точно так же и жизнь. Каждый день Владимира Семеновича был похож на другой, единственное разнообразие вносила работа. Впрочем, даже самые рискованные сделки в конце концов потеряли для него остроту. Иногда Бойко сравнивал себя с посетителем дешевой столовой, где изо дня в день подавали одно и то же блюдо. А ведь общеизвестно, что не принято каждый день есть одно и то же — от этого пропадает аппетит. С другой стороны, аппетит пропадает и у того, кто слишком дотошно изучает меню. Но река-жизнь текла, и Владимир Семенович плыл по течению, повторяя каждый день вчерашние действия. Наверное, это движение по инерции и научило его точности, которую Бойко ценил среди человеческих добродетелей превыше всего. Он просто носил ее на себе так же, как одежду или обувь.

Он вставал всегда в шесть часов утра, все равно зимой или летом. Мгновенно, как заранее заведенный механизм, просыпался и тут же вскакивал, даже не оглянувшись на постель.

Поднявшись, Владимир Семенович открывал окно, независимо от того, расцветало ли над городом летнее утро или снежная пелена кружилась в неоновом сумраке фонарей. Несколько минут он стоял у окна, занимаясь дыхательной гимнастикой, — именно так, как это рекомендуют медицинские журналы, — и, не засматриваясь на нежный румянец восхода, рассеянно обводил взглядом пустынные берега реки.

В десять минут седьмого Бойко появлялся за воротами своей резиденции в голубом тренировочном костюме. Маршрут его бега всегда был одинаков — вниз по улице, потом через поле и до реки. Пожалуй, эта утренняя пробежка было самое лучшее в его монотонной жизни. Он всегда бежал быстро, энергично, «остро ощущая силу и выносливость своего тела. И так день за днем, каждое утро.

Приятней всего было возвращение, он и сам не понимал почему. Возвращался он не через поле, а напрямик — через лес по еще мягким и влажным от утренней росы тропинкам. В столь ранний час в лесу было еще очень тихо, лишь время от времени шуршала в листве какая-нибудь птица. Этот тихий покой леса каким-то необъяснимым образом передавался ему, даруя ощущение радости и внутреннего мира. Только тут, в лесу, мозг его словно бы незаметно затихал, отстранялся от мелких бытовых проблем, поднимался над суетой текущих дел. Именно в эти минуты Владимира Семеновича больше всего радовали встречи с Профессором. Тот тоже в эти часы бродил по тропинкам со своей неизменной тросточкой. Дальше они шли вместе — беседовали.

* * *

— …И тем не менее позвольте с вами не согласиться, уважаемый Владимир Семенович! Очень часто человек — враг самому себе. Эта банальность известна еще с незапамятных времен. Увы, человек весьма плохо приспособлен к тому, чтобы сносить абсолютное счастье.

— Вы, как всегда, смеетесь надо мной? Ведь люди как раз и стремятся быть счастливыми. Счастье — это все, чего следует желать от жизни.

— Бабушкины сказки, — махнул рукой Профессор. — Давно уже настала пора расстаться с ними. Слишком долго нам твердили, а мы наивно верили, будто поиски счастья так или иначе приведут к счастью. А между тем Синей Птицы никто еще так и не поймал. А почему, позвольте спросить? А потому, что никто толком не знает, как выглядит эта Синяя Птица. К примеру, вы в состоянии точно определить, что же, в сущности, означает это самое пресловутое слово «счастье»?

— Я? Нет, я не могу. У каждого свое представление об этом предмете. Даже святой Августин насчитал ни более ни менее, как двести восемьдесят девять различных точек зрения на счастье. Однако я знаю одно: каждый человек желает быть счастливым. Вот у вас в руках томик Достоевского. Наверняка там есть двести девяностый рецепт счастья.

Сергей Сергеевич открыл книгу, перелистал несколько страниц, отыскивая нужное место.