— Вовсе нет. Зрелость, как определил ее один из моих коллег, — это способность человека принять решение даже вопреки тому, что оно совпадает с советами собственных родителей.
— Но вы мне не дали никакого совета.
— А вам и не нужен никакой совет, — ответил Профессор. — Этим вы и отличаетесь от строителей собственного несчастья, которые остаются глухи даже к доводам собственного рассудка. Так змея, не довольствуясь возможностью укусить свой хвост, потихоньку начинает пожирать сама себя. Надо ли говорить, что достигаемое при этом ощущение несчастья просто не поддается никакому описанию.
— И как же достичь счастья?
— Следуйте своему кредо. «Мрамор требует резца».
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Простившись с Профессором, Владимир Семенович вернулся к себе ровно в семь часов, переоделся, принял душ и по привычке подошел к распахнутому окну.
Все как обычно — летнее утро, жаркое снаружи и прохладное в комнате. В тени прибрежных кустов река казалась темной, несмотря на совсем уже светлое небо. Голубое, темно-зеленое, розовое — эти подробности его не интересовали. Но Бойко не любил слишком ярких солнечных дней, жаркого полдня, душных вечеров. А день, к сожалению, обещал быть именно таким. Здесь, у окна, глядя на реку, Бойко чувствовал себя настоящим хозяином своих мыслей — прокладывал дорогу к своей «Крепости», продумывал до деталей свои стратегические планы. Сегодня Бойко думал об Иване Моховчуке.
— Мрамор требует резца, — сказал он самому себе. — Другими словами, насилие требует идеи. В противном случае даже убийство низводится до ранга заурядного хулиганства.
В свои сорок с лишним лет Владимир Семенович неплохо знал людей. Часто не понимал их, но знал. И ни разу не пожалел, что не похож на них — лишен тех внутренних моральных ориентиров, того душевного содержания, которым обладают обычные люди. Фрейд и Достоевский только укрепили его уверенность в том, что человек — это нечто хилое, недоразвитое, неосознанное. Нет, Владимир Семенович не хотел быть, как другие, не хотел разделять с ними их безысходность, их слабость, их жизнь, раздираемую страстями и страданиями. Потому и возникла мечта о «Крепости». Жизнь Бойко изменилась внезапно и резко. Так оно обычно и бывает и у людей, и в природе — наводнения, ураганы, землетрясения случаются всегда неожиданно, особенно часто следом за тихими, безоблачными днями. Но Бойко радовался этим изменениям. Он знал, что его река минует пороги и вновь потечет безмятежно и радостно. Он найдет свою гавань, построит «Крепость», и жизнь его будет праздником. В ней не будет ни криков, ни слез, ни отчаянных мыслей о завтрашнем дне. А будет только солнце в окошке, что бы там ни говорил Профессор.
Хлопнула калитка. Это Оля помчалась купаться на речку. Зачем? Ведь есть бассейн! Вот он, рядом! Владимир Семенович пожал плечами и посмотрел на часы. До встречи с Иваном оставалось сорок пять минут.
Бойко нахмурился. Он должен был убедить Ивана совершить еще одну акцию. Этот ночной звонок Нади переворачивал все планы. Нужно было немедленно что-то предпринять, каким-то образом отвратить неминуемый проигрыш.
И вдруг эти мгновения сосредоточенного ожидания нарушило смутное ощущение какого-то дальнего движения. Он взглянул на берег реки, все еще темный в предутреннем сумраке, и вздрогнул от неожиданности. На миг ему показалось, что он видит Надю. Но это была Оля. Она собиралась заняться восточной гимнастикой ушу.
Девушка была в светлом кимоно, сама тоже светлая, и только волосы — словно сгусток мрака. Постояла и вдруг вскинула к небу руки, как будто собралась взлететь. Да нет, это она просто потянулась, может, даже слегка зевнула с тем внутренним удовольствием, с каким, проснувшись, потягиваются и кошки, и хорошенькие женщины. При движении кимоно распахнулось, и Бойко на мгновение увидел девичью грудь, упругую, необычайно красивую в утреннем свете.
Владимир Семенович почувствовал, как в нем вспыхнула и тут же угасла какая-то всепроникающая, как рентгеновский луч, искорка. Там, на берегу, Оля еще не успела опустить руки, а искорка уже разгорелась, и сразу разрозненные элементы рассыпанной мозаики сложились, образуя новый узор. Это было словно озарение. Владимир Семенович улыбнулся. Теперь он знал, как превратить поражение в победу.
Через полчаса, когда белая «Нива» Ивана въехала во двор, Бойко был, как всегда, собран и уверен в себе. Он радушно, по-приятельски поздоровался с Моховчуком, отметил его измотанный вид, посетовал, что жизнь — сплошное кино и нельзя как следует выспаться, потому что рискуешь пропустить самые интересные кадры. Разговор он начал издалека, потому что важные вопросы никогда не решаются в лоб, с налета. Кроме того, в последнее время Моховчук беспокоил Бойко своим растерянным, несколько удрученным видом.
— У тебя проблемы? — спросил Владимир Семенович.
— Все свои проблемы я решил, — ответил Иван. — Все в порядке.
— А что так задержался?
— На дороге была авария, — отвел глаза Иван. — Чья-то машина слетела с дороги и взорвалась.
— И много жертв?