Русская красавица

Уборщица. Ироды! Одно слово: ироды! Весь пол заблевали.

Павел. Молчи, мать! И так тошно (опять блюет).

Петр. Ты пойми, мать, повод был. Чехи продули.

Уборщица. В хоккей, что ли?

Павел. Эх, мать, это был такой хоккей! (Машет рукой и опять блюет.)

Пьеса стремительно переносится в комнатушку. Стол. На столе объедки, пустые консервные банки, окурки, грязная вата.

За столом сидят две молоденькие девушки.

Зоя (наливая себе полстакана «коленчатого вала»). Я больше никого не жду.

Люба. Я тоже. Я бросила институт, ушла из родительского дома… с кремовыми занавесочками…

Зоя. Врешь. Ты ждешь Петьку.

Люба. Нет. Последний аборт мне раскрыл на него глаза.

Зоя. Врешь. Ты его ждешь.

Люба (задумчиво). Жду? (В ярости опрокидывает стол с объедками и цепко хватает Зою за волосы.) Издеваешься?.. (Зоя кричит от боли.)

Пьеса заканчивается монологом старой Уборщицы из общественной уборной, которая случайно оказывается соседкой Зои и Любы. Сильно выпившая, она вбегает в комнатушку на крики Зои, разнимает дерущихся девушек и затем танцует отвратительный шейк. Танцуя, она высказывает свое кредо.

Уборщица (продолжая танцевать, отрывисто). Не помню. Какой-то. Писатель. Сказал. Человек. Бля. Звучит. Гордо.

Я бы. Этому. Писателю. (Замахивается в танце половой тряпкой.) Я бы. Ему. (Кричит.) Пасть! Порву!.. (Обессиленная, опускается перед рампой.) Гуманизм? В гробу я видела ваш гуманизм! Сегодня на моих руках (поднимает к лицу и внимательно рассматривает свои руки) парень умер, подавившись блевотиной!.. Вот он, ваш гуманизм!

Люба (выпрямляется и белеет, как полотно). Петя… Мой Петя…

Занавес